С матерью милой он держит совет.
Ему не сидится на месте:
«Матушка, съезжу навстречу я
Магнуса юной невесте!»
В усадьбе спать ложился народ.
Они добрались без помех.
Фру Меттелиль их ждала у ворот,
Закутана в куний мех.
Юный Энгель отвагой блистал
И красотой лица.
Уехав из дома, он деву одну
Силой увез, без венца.
Неужели заря никогда не разгонит мрак?
Мальфред — имя ее — с похвалой
Звучало у всех на устах.
Вдвоем от погони скрываться пришлось
Им в придорожных кустах.
...Однажды в полночь проснулся он
И молвил: «Такой напасти
Не взять мне в толк: свирепый волк
Держал мое сердце в пасти!
Я пробудился, но серый волк
Рвал наяву на части
Зубами по-прежнему сердце мое
И не выпускал из пасти».
«Ты без спросу меня увез
Из-под родительской власти.
Немудрено, если серый волк
Рвал твое сердце на части!»
Вбегает в горницу юный паж,
Смышлен и остер на язык.
Он слово со словом умеет связать,
На людях не станет в тупик.
«Юный Энгель, мой господин,
Беги! С четырех концов
Гёде Ловманд на город наш
Ведет своих молодцов!»
«Хоть Гёде их с четырех сторон
Ведет на город наш,
Ни тридцать его молодцов, ни он
Меня не страшат, мой паж!»
«Напрасно ты ценишь их ни во что!
Здесь будет грозная схватка.
Скачут за Ловмандом ратников сто,
А вовсе не три десятка».
Энгель обнял деву свою
И стал целовать без конца.
«Мальфред, любовь моя, добрый совет
Дай мне во Имя Творца!»
«От церкви Марии добудь ключи.
Нам больше некуда деться.
Со всеми, кто ел твой хлеб и харчи,
Должны мы там отсидеться.
От церкви Марии добудь ключи.
Займем ее без помехи
Со всеми, кому давал ты мечи,
Коней своих и доспехи».
Церковь Марии заняв, дней пять
Сидели они в осаде.
Гёде Ловманд не мог ее взять
И был в сильнейшей досаде.
Но матери Мальфред была немила,
И, дочке явив нелюбовь,
Она предложила, чтоб церковь дотла
Сожгли и отстроили вновь:
«Возьмемте золота и серебра,
Наполним доверху чашу,
А после, когда придет пора,
Мы церковь отстроим нашу!»
Вспыхнула церковь Марии внутри
От пола до подволоки.
У Мальфред под капюшоном плаща,
Как мел, побелели щеки.
Лютый жар был в церковном дворе
От стен, полыхавших снаружи.
Внутри, где свинец топился, как воск,
Запертым было хуже!
Юный Энгель сказал молодцам:
«Придется коней заколоть,
Чтоб конской кровью могли охладить
Мы обожженную плоть».
Маленький паж, любя лошадей,
Такого не ждал совета:
«Ты лучше Мальфред свою убей!
Она заслужила это».
Юный Энгель обнял ее
В разгуле огня и дыма:
«Ты жизни достойна, любовь моя!
Останешься ты невредима».
На круглый щит посадили ее
В пылающих клочьях плаща.
Каждый подставил копья острие,
И подняли щит сообща.
Его внесли в пламеневший притвор,
Метнули в оконный проем.
И Мальфред сошла на церковный двор
В плаще обгорелом своем.
Ей кудри златые огонь опалил.
Ей пот пропитал соленый
Платье, в котором оттуда она
Удалилась на луг зеленый.
Она пришла на зеленый луг
И молвила: «Вместе с горящей
Церковью Девы Марии сгорит
Один молодец настоящий!»
Родился у Мальфред по осени сын,
И втайне держались родины:
О том, что дитя явилось на свет,
Не знал человек ни единый.
Младенец вечером был рожден.
Ночью он был крещен.
Юным Энгелем в честь отца
Мальчик был наречен.
Семь зим его растила мать.
Затем, в глаза ему глядя,
Сказала: «Отца твоего убил
Брат мой, Гёде — твой дядя!»
Сыну сравнялось десять зим,
И снова сказала мать:
«Мой брат убил отца твоего!
Ты должен это знать».
Юный Энгель, сын удальца,
Скликает свою родню:
«Хочу отомстить я за смерть отца,
Взяв меч и надев броню».
Гёде Ловманд в поместье своем
Сидит за столом дубовым.
Вошедший в горницу маленький паж
Не лезет в карман за словом:
«Гёде Ловманд, мой господин,
Беги! — восклицает он. —
Юный Энгель нас окружил
Со всех четырех сторон.
Юный Энгель, копьем до небес
Потрясая, — добавил паж, —
Своих молодцов с четырех концов
Ведет на город наш».
«С чего бы вдруг потрясать копьем
Охота пришла сумасброду?
На тинге я слыхом о нем не слыхал,
Не знал его имени сроду!»
По белому личику треплет пажа
Гёде Ловманд любя:
«Дай мне, мальчик, добрый совет,
Если он есть у тебя!»
«В этом деле нет ничего
Надежней каменной башни.
В башне из камня, мой господин,
Найдешь ты приют всегдашний.
Укрывшись между мраморных стен,
Свинцовые двери запри.
Было бы впрямь чудно, если б нас
Враг захватил внутри!»
Юный Энгель их окружил
Со всех четырех концов
И сам, до небес потрясая копьем,
Повел своих удальцов.
В окошко башни на эту спесь
Гёде глядел и дивился:
«Ты чего хорохоришься здесь?
Откуда такой явился?»
Юный Энгель, в пурпурный плащ
Кутаясь, молвил дяде:
«Я — милый племянник твой, сестрин сын,
Тебя держащий в осаде!»
Гёде сказал: «Ты — наложницы сын!
Это не честь, а невзгодье.
Тебе кичиться не вижу причин,
Сестрицы моей отродье!»
Энгель сказал: «Я наложницы сын!
Меж тем у ее отродья
Красивый замок есть не один,
Леса и другие угодья.
Вдоволь золота и серебра,
Витязей храбрых дружина,
Кони и много другого добра
Есть у наложницы сына!
Но если я наложницы сын —
В этом твоя вина!»
Юный Энгель башню зажег,
И вмиг загорелась она.
Как вкопанный, юный Энгель стоял.
Не трогался с места, покуда
От каменной башни осталась там
Серого пепла груда.
Руками белыми он плескал,
На пламень пожарный глядя,
Пока золой стал Гёде злой,
Его коварный дядя.
К матери Энгель вернулся, когда
Закончилась эта потеха.
Фру Мальфред ждала его у ворот,
В плаще из куньего меха.
«Любезная матушка, ты у ворот
Стоишь в плаще из куницы.
Я отомстил за убийство отца
До наступленья денницы».
Мальфред стала руки ломать,
Услышав эти слова.
Она заплакала: «Было одно
Горе, теперь их два!»
Юный Энгель вздохнул в ответ,
Коня повернув обратно:
«Ни в чем у женщин ясности нет!
Чего хотят — непонятно».
Останки Гёде взяла земля,
А юный Энгель не тужит.
Он при дворе своего короля
За червонное золото служит.
Неужели заря никогда не разгонит мрак?
РАНЕНАЯ ДЕВА
Вдоль вала с мечами танцует знать,
— В пурпур одетые рыцари! —
В танцах являя осанку и стать,
К дамам будьте почтительны!
Юная Кирстен выходит на вал.
— В пурпур одетые рыцари! —
Краса этой девы превыше похвал.
К дамам будьте почтительны!
Меч обнаженный подвесив сбоку,
— В пурпур одетые рыцари —
Пляшут на удивленье оку.
К дамам будьте почтительны!
Но тяжкий клинок, покачнувшись, блеснул
— В пурпур одетые рыцари! —
И деву по белой руке полоснул.
К дамам будьте почтительны!
Поскольку он пальцев поранил пять,
Ей золотом больше не шить и не ткать.
Поскольку он десять поранил пальцев,
Вовек ей не знать ни иголки, ни пяльцев.
Дева идет, пересилив боль,
К столу, за которым сидит король.
— Кирстен, дитя мое, что стряслось?
Твой плащ от крови промок насквозь!
— В горницу я отлучилась отсель —
Брату меньшому постлать постель.
Вхожу я — и что же? Мой младший брат
Оставил на ложе свой острый булат!
Пытаясь его поднять,
Я пальцев поранила пять.
Пытаясь его повесить,
Я пальцев поранила десять.
Золотом я не смогу вышивать,
Свои рукава не смогу шнуровать.
— А кто тебе станет, пока ты жива,
Шить золотом и шнуровать рукава?
— Золотом будет сестра вышивать,
А матушка — мне рукава шнуровать.
В шитье золотом с головы до ног,
Рыцарь стоял, опершись на клинок.
Деву погладил он по лицу
И молвил: — Пойдешь ли со мной к венцу?
Сестре моей — златом велю вышивать,
Служанкам — твои рукава шнуровать.
С тобой возвращаясь из-под венца,
Я сам поведу твоего жеребца.
Король воскликнул: — Опомнись, беспечный!
Как можно жениться на деве увечной?
— В танце деву не смог уберечь я.
Мой меч — причина ее увечья.
Поскольку я этому горю виной,
Мне дева станет любимой женой.
Она отдала ему верность и честь.
— В пурпур одетые рыцари! —
На свадьбу народу стеклось — не счесть.
К дамам будьте почтительны!
ЭСБЕРН СНАРЕ
У переправы, при Медельфаре,
— а лес так зелен вокруг! —
Ивер пил мед с Эсберном Снаре.
Друг другом вовек не надышатся лето и луг.
«Ивер, ты мне друг и родня!
Сестрицу Кирстин отдай за меня».
«На что тебе Кирстин? У ней для шнуровки
своих рукавов не хватает сноровки!
Ни шить, ни кроить не научишь ее.
В город она отсылает шитье».
Эсберн отправился тихомолком
— а лес так зелен вокруг! —
в Рибе за пурпурной тканью и шелком.
Друг другом вовек не надышатся лето и луг.
С покупками он прискакал во всю прыть
И просит Кирстин скроить да сшить.
Брала девица шелк и суконце
— а лес так зелен вокруг! —
и шить садилась при ярком солнце.
Друг другом вовек не надышатся лето и луг!
На дощатом полу в изобилии
Вырезала розы и лилии.
Двух рыцарей с мечами
нашила она за плечами.
Ладьей на волне штормовой
украсила шов боковой.
По проймам, руки воздев,
танцуют пятнадцать дев,
а на груди — у древа —
целуются рыцарь и дева.
«Ну вот наконец одежда готова!
— а лес так зелен вокруг! —
«Лишь бы пришлась по сердцу обнова!»
Друг другом вовек не надышатся лето и луг!
Поверили слову пажа-мальчугана:
— а лес так зелен вокруг! —
«Наряд клянусь довезти без изъяна».
Друг другом вовек не надышатся лето и луг!
Эсберн сказал: «За работу платой
Будет Рибе, город богатый,
И, в подарок за мастерство,
Дева получит меня самого!
За каждый стежок по сукну и шелку
— а лес так зелен вокруг! —
Спасибо пальцам, державшим иголку».
Друг другом вовек не надышатся лето и луг.
«О рыцарь, щедра твоя награда!
— а лес так зелен вокруг! —
Тебя самого девице и надо».
Друг другом вовек не надышатся лето и луг.
ПРОЩАНЬЕ С ЖЕНИХОМ
Рыцарь Олуф на севере жил.
К невесте он шлет гонца —
Сказать, что весла уже сложил
И вскорости ждет конца.
— Когда получишь ты эту весть,
Не вздумай, Кирстен, ни пить, ни есть.
Скачи к постели моей во весь дух,
Пока не успел прокричать петух.
К приемной матери входит в дом
Юная Кирстен в плаще голубом:
— На смертном одре навестить жениха —
Не будет ли в этом стыда иль греха?
— Не будет оно ни грешно, ни зазорно,
Только ты, Кирстен, скачи проворно,
Чтоб навестить своего жениха,
Пока не раздастся крик петуха.
Коня резвее других и послушней
Выбрала Кирстен в отцовой конюшне.
Живой рукой оседлав скакуна,
На нем без дороги пустилась она.
Через дубраву четыре мили
Пронесся конь и домчался в мыле.
У въезда в поместье, одета в меха,
Стояла фру Меттелиль, мать жениха.
— Что рыцарь Олуф, жених мой прекрасный?
— Его терзает недуг опасный!
С той самой поры, как он занемог,
С детьми его вместе сбилась я с ног!
Юная Кирстен входит в дом.
К ней руки Олуф простер с трудом:
— О Кирстен, должна ты сделать мне честь —
На голубую подушку присесть!
— Не утомил меня тягостный путь.
От скачки я не устала ничуть.
Сейчас дорога мне минута любая,
А не подушка твоя голубая.
Рыцарь Олуф сказал пажу:
— Ларец принеси, где я злато держу.
Рыцарь Олуф отпер ларец
И дал ей пять золотых колец.
Из красного злата была отлита
На каждом перстне оленей чета.
Да три кольца золотых, что были
Обвиты гирляндами роз и лилий.
Ее одарил он застежкой нагрудной
Червонного злата, с отделкой чудной.
В руках горела она как жар!
Но мать рассердил этот щедрый дар.
— Сын мой, — сказала фру Меттелиль гневно, —
Судьба малюток твоих плачевна.
Зачем расточаешь ты наше добро?
Червонное золото — не серебро!
— Есть у детей моих замки и башни.
Есть лесные угодья и пашни.
Но больше не ступит сюда нога
Той, что мне, как жизнь, дорога!
Рыцарь Олуф последний раз
Кирстен в очи взглянул и угас.
В слезах невеста ехала вспять,
А злато — Бог с ним! — позабыла взять.
перевод В. Потаповой
