Адам Готлоб ЭЛЕНШЛЕГЕР (1779 – 1850)

Вестники Вальгаллы

 

Адам Готлоб Эленшлегер – крупнейший датский поэт, прозаик, драматург, основоположник датского романтизма. Великий шведский поэт Эсайас Тегнер величал его «Королём певцов Севера, Адамом скальдов». Немецкий поэт Геббель сказал о таланте Эленшлегера следующее: «… он для Дании то же, что Шиллер для Германии. Значительный памятник культуры своей нации». «Истинная слава Эленшлегера состоит в том, что он поэт национальный, написавший несколько произведений, которые сделались совершенно народными; в том, что он вполне постиг поэзию Севера. Он обновил, придвинул к своему времени мифологические фигуры и сделал их народными, открыл людям Вальгаллу с её битвами и валькириями» (О. И. Сенковский. Библиотека для чтения, 1837, т. 25, с. 113).

ХАРАЛЬД ХИЛЬДЕТАН

Гордый Харальд Хильдетан
Прожил век немалый.
Ныне ждет, когда призван
Будет он Вальгаллой.
Дневный свет померк в очах,
Оскудела сила,
И победный меч в ножнах
Ржавчина покрыла.
Был воитель, как скала,
Стоек в вихре бедствий,
И была ему хвала
В датском королевстве.
Смерть сменяла троном трон —
Он служил бессменно.
Аса-Тору нынче он
Верен без измены.
Собирались при дворе
Славные герои.
Чтобы бранный дух в игре
Закалить для боя:
Мог любой, рубя с плеча,
Другу сбрить ресницы
Так, чтоб лезвию меча
Кровью не багриться.
Смерч клинков стальных сверкал
Прямо перед взором.
Кто моргал — тот покидал
Круг бойцов с позором.
Харальд душу посвятил
Одину с рожденья.
Один сам его учил
Ратному служенью.
Сам наставник хлев избрал
Для борьбы потешной:
Тот, кто войско их встречал,—
Прочь бежал поспешно.
Но явилась в свой черед
Старость к Хильдетану.
Только памятью живет
Воин неустанный.
Тут задумана слугой
Гнусная измена:
Мол, устал нести герой
Бремя жизни бренной.
Чтобы Харальда сгубить,
Позднею порою
Нужно баню растопить
Дряхлому герою
И невидимый костер
Разложить под нею...
Поддержал и Аса-Тор
Подлую затею.
Поздно Харальд оценил
Умысел коварный —
Рвется пламя сквозь настил.
Всюду чад угарный.
Но, сорвав горящий свод,
Встал в величье вящем
Он, холодный, словно лед,
В пламени палящем.
В жарком вихре борода
Дыбится седая...
И сказал король тогда,
Силу уважая:

«Кто, как не Харальд, опытный воин,
Быть принесенным в жертву достоин?
Или не Харальд вел нас стократно
Гордой дорогой доблести ратной?
Или неправда, что Хильдетана
Один наставил мудрости бранной?
Иль у норвежца, или у шведа
Харальд не отнял в битве победу?
И не его ли мощью геройской
Было прославлено датское войско?
К стенам Вальгаллы, к златому чертогу
Гибель в бою открывает дорогу,
Но не сумел бы старец усталый
Броситься в схватку вновь, как бывало.
Пусть бы упало тело больное
В пламя, подобное пламени боя.
Истинно: стал бы герой благородный
Огненной жертвой богоугодной!»

Бруне, предавший в беде господина,
Речи продолжил: «Отнюдь не едино,
Как умираешь: угаснув в постели,
Не попадешь ты в Вальгаллу отселе, —
Мы, не восстав над болезненным ложем,
Муки посмертной избегнуть не можем.
Помня твою боевую отвагу,
Мы разложили тебе же на благо
Этот костер; и дракон стоязыкий
Прямо в Вальгаллу, в жилище Владыки,
Да отнесет тебя! Ведает Один,
Кто во дворце ему будет угоден».

В пламени жарком грозен и светел.
Харальд на это гордо ответил:
Смерть не страшна мне — страшным позором
Было бы слабым предстать перед Тором.
Телом усталым воспрял в этот день я.
Выбейте надпись о славном сраженье.
Чтобы строка на руническом камне
Памятью яркой была на века мне.
Чтобы дорога моя пролегала
Прямо из битвы к стенам Вальгаллы!
Ныне, датчане, вы, как когда-то,
Вновь облачитесь в ратные латы.
Следом за мною выстройтесь к бою,
Не помышляю я о покое,
Но в поединке с полчищем шведов
Гордо умру я, счастье изведав.
Бросив перчатку Сигурду Рингу,
Непобежденным жизнь я покину.
День этот будет славен по праву:
Гибель в сраженье — лучшая слава!»

Речь в молчанье кончил он.
Грянул шум великий,
Сталь рванулась из ножон,
Ввысь взметнулись пики.
Обратился гнев сердец
К вражескому стану.
Сам король теперь — боец
В войске Хильдетана.
Хильдетан приял шелом.
Встали полукружьем
В облаченье боевом
Витязи с оружьем.
И пошли войска вперед.
Ворог недалече:
Сигурд Ринг со други ждет
Их на поле сечи.
Озирает он, грозя,
Строй врагов заклятых.
Рядом с ним его князья
Встали в черных латах.
Все в боях искушены,
Каждой схватке рады,
Им скучны и не нужны
Мирные услады.
Дева Веборг в их строю —
Лик исполнен гнева,
Гордой гибели в бою
Алчет воин-дева.
В ожиданье рать стоит
Перед войском ждущим.
Кто падет, кто победит?
Истина в Грядущем.

Харальд Хильдетан пред войском в рог трубит призывный,
И понесся звук надрывный
К рати супротивной.

Сигурд Ринг мечом ударил по каленой стали,
И бойцы сходиться стали,
Ждать они устали.

Битва жарко разгорелась. Победить кому же?
Доблестно сражались мужи,
Зубрилось оружье.

Меч до самой рукояти погружался в тело,
Гнулись шлемы, сталь звенела,
Смерть венчала дело.

Мир такой еще не видел искони картины —
Словно горы и долины
Встали в строй единый.

Свищет сталь над смелым старцем, Харальда не раня.
Позабыла в гуще брани
Смерть о Хильдетане.

Гордый правит путь к Вальгалле по долине Сконе.
Сигурд Ринг за ним в погоне
Смерти непреклонней.

То сверкнет удача шведам, то блеснет датчанам.
Нету счета тяжким ранам,
Как в угаре пьяном.

Не вместить уже Вальгалле в стенах золоченых
Всех героев, здесь сраженных,
И не счесть имен их.

Сигурд Ринг удвоил силы, брань вскипает круче.
Один, глядя из-за тучи.
Видит бой МОГУЧИЙ.

Харальд рек, узрев, как войско стихло под ударом:
«Смерть мне прочили недаром,
Стал и впрямь я старым.

Зря я спорил с Аса-Тором, раз со шведской ратью
Уж не в силах совладать я.
Смерть хочу принять я!»

Вновь и вновь во прах ложатся правый и неправый,
И в кромешной мгле кровавой
Смеркло солнце славы.

Туг глазам явилось чудо: слыхивали где вы,
Чтобы муж, исполнясь гнева,
Отступил пред девой?

Это Веборг, дева-воин, вихрем налетела,
Меч над Харальдом воздела
Яростно и смело.

Битва кровью напитала ныне землю пашен.
Гордый хохот девы страшен,
Кровью меч окрашен.

Свист клинка ее разнесся вдаль по полю боя —
Алый ток течет рекою
По лицу героя.

Месть бойца вдвойне ужасна: он, не молвя звука.
Отсекает деве руку —
Пусть приемлет муку!

Пала наземь, в прах кровавый дерзкая десница.
Харальд смерти не боится,
Вновь готов он биться.

Но уже копьем прошито сердце Хильдетана.
Хлещет кровь из тяжкой раны,
Тело бездыханно.

Заклеймён печатью рока, Харальд пал на землю.
Стихла битва, смерть приемля,
Гласу бога внемля.

Всюду груды хладных трупов, кровь на землю льется,
Но, покуда сердце бьется,
С гибелью он бьется.

И тогда враги былые, рухнув на колени,
В честь его упокоенья
Вознесли моленье.

Сигурд Ринг над ним склонился подле Аса-Тора,
Ибо пал боец, который
Славе был опорой.

Ныне смелого из смелых на земле не стало.
Смерть герою указала
Лучший путь в Вальгаллу.

Встали шведы и датчане вкруг него толпою.
В путь последний с поля боя
Повезли героя.

Пред холмом тысячелетним взгляд на камень бросьте:
Возлежат на том погосте
Харальдовы кости.

Вам расскажут строки руны на плите замшелой,
Как, в сраженьях поседелый,
Умер воин смелый.

Перевод Н. ГОЛЯ

 

СМЕРТЬ ЯРЛА ХАКОНА

Северной ночью во мраке суровом
Так тускло звезды горят.
Ветр завывает в лесу сосновом,
Стонут деревья, скорбно скрипят.
В жертвенной роще сосны встали,
Словно столпы в древней Вальгалле.
«Погибель нас ждет,
Конец настает!»
Камень кровавый с грохотом пал,
Кости жертв раздробил, разметал.

В блеске луны собор величавый
Ввысь устремляет крест золотой.
У врат мятется бессильной оравой
Бледная нечисть в пляске ночной.
Луч в окно проникает зыбкий,
Шепчет распятию он с улыбкой:
«Ты силой возрос,
Белый Христос!
Крест твой повергнет своих врагов,
Забудет Север старых богов!»

Служат обедню, поют молитвы:
Олаф, сын Трюггви, привел корабли.
Близится час последней битвы,
Решится судьба Норвежской земли.
С Олафом бонды сразиться рады,
Могучий Хакон ведет отряды.
«За веру отцов!
За старых богов!»
На Олафа грянула грозная рать,
Но конунг натиск сумел сдержать.

В полночь Хакон рукою твердой
Сыну смертельный удар нанес.
Чужому богу молится гордый:
«Жертву эту прими, Христос!
Сила твоя велика, я знаю.
Пролитой кровью тебя заклинаю:
Асов пощади,
С Севера уйди!»
В ответ раздается в ночи глухой
Лишь крик совиный да волчий вой.

Стяги с крестами по воздуху вьются,
Как молнии, стрелы разят.
За веру Христову витязи бьются.
Олаф удачей богат!
Спасителя образ несут перед войском,
Воинов храбрых в порыве геройском
Конунг за собой
Увлекает в бой.
Весть о победе на крыльях летит.
Хакон, покинутый всеми, бежит.

Всадник и конь от скачки устали,
На бледном челе выступает пот.
«Норвежцы рабами трусливыми стали,
Но я не унижу свой древний род!»
Плачет он и коня убивает,
Кровь одежду его пятнает.
«Олаф, ты мнил,
Что меня сразил,
Но силу сыщу я в родной стране.
Один и Тор подмогою мне!»

Меж елей в горах пещера таится,
Там ярл укрыться во тьме спешит.
С ним раб его Карк. Ночь долго длится.
Взор Хакона гневом горит.
Тусклый костер их приют освещает.
С ярла испуганных глаз не спускает
Лукавый раб.
Душою слаб,
Следит исподлобья за ярлом он.
Но наконец поборол его сон.

Ярлу является вестник Вальгаллы —
Аса-Хермод пред ним предстает.
«Время победы твоей настало.
Олаф, обидчик асов, падет.
В Асгарде плачет светлая Фрейя.
Убей отступника и злодея!
Взмахни мечом!
Пусть кровь ручьем
На алтари наши древние льет!
Один в Вальгалле на пир тебя ждет».

Призрак исчез. В тоске и страхе
Раб проснулся и прошептал:
«Я видел твой труп, лежащий во прахе,
Христос с улыбкой над ним стоял».
«Дрожишь ты, взора поднять не смея,
То бледен лицом, то земли чернее!
Не хочешь ли, тать,
Меня предать?»
«Нет», — боязливо раб отвечал.
И ярл измученный задремал.

Тревожно Хакон во сне метался,
Взглядом впивался в спящего раб.
«Водитель войска — без войска остался,
Могучий воин, ты ныне слаб.
Страну ты залил кровью людскою,
В твоей крови я руки омою.
Олаф будет рад,
Стану богат!»
Так шепчет Карк и, смиряя дрожь,
Спящему в горло вонзает нож.

Слышится пение звонкого рога,
Конское ржанье и дробь копыт.
Конунг Олаф стоит у порога.
«Сюда, мои воины! Здесь он сокрыт!»
(Миг — и рабья глава слетела.)
В крови простерто Хакона тело.
«Несите весть!
Свершилась месть!
Недруг Христов поверженный пал,
Языческой скверне конец настал».

Рухнули старых богов изваянья,
Изгнаны асы с Норвежской земли.
Время другое, другие преданья,
Церкви высоко кресты вознесли.
Звон колокольный к небу несется,
Стадо Христово мирно пасется.
Лишь скальдов сказ
Тревожит нас,
Да древних курганов гордый вид
Память о славе былой живит.

Перевод С. ПЕТРОВА

 

ЗОЛОТЫЕ РОГА

Нельзя не искать их —
В старинных заклятьях,
В небесном просторе,
На суше и в море,
В наточенной стали,
В могильной печали,
В истлевших скелетах, —
Но нет их и нет их.

Что было когда-то,
Еще не забыто,
Но тьмою покрыто
И мраком объято.
Звучит приговором:
Ни мыслью, ни взором —
Сквозь толщу тумана...
«Была осиянна
Пора, когда Небо
На Землю упало.
Прошла, миновала.
Вернуться не требуй!»

Ударило громом
Над лесом и домом.
Вздохнула могила,
И роза застыла.
Стал купол небесный
Песнью.

На троны садится
Чреда Дивнолицых —
И кровь на деснице,
И звезды в глазницах.

«Вслепую блуждая,
Найдите, куда я
Исчезла, страдая,
Эпоха седая.
Страницы златые
Еще не истлели.
Там тайны святые.
Когда б вы сумели!
Когда б вы прозрели!
Отдать я согласна
Лишь самой прекрасной
Из дев сего края
Святыню святыней...»
Поют, исчезая,
И смолкли отныне.

Дух Мрака за горы
Нырнул с головою
В морскую пучину.
Рассветные створы
Разводит рукою
Дух Света, долину
Небес претворяя
В сияние рая.

И птицы запели.
И росы упали —
Траву раскачали,
Как будто качели.
И дева, как птица,
На луг вылетает.
Играет, резвится
И венчик сплетает.
Лилейные длани —
К атласным ланитам
И — поступью лани
По травам, омытым
Жемчужной росою.
Не зная покоя,
Мечтает, смеется —
И вдруг как споткнется!
И вниз поглядела:
Что там заблестело?
И дева алеет,
И дева не смеет,
И только вздыхает,
И все ж поднимает
С земли комковатой,
Из толщ перегноя,
Лилейной рукою
Червонное злато.

Гром грянул
Повсюду.
Мир глянул
На чудо.

И толпы тотчас же
Явились туда же
И начали рыться,
Ища хоть крупицы.
Но тщетные муки —
Тревожить былое.
Не золото в руки,
А чернь перегноя.
Проходит столетье.

Вновь молния плетью
Хлестнула по скалам.
С морей тянет шквалом
В норвежские шхеры
И датские долы...
А в вышние сферы
На те же престолы
Чреда Дивнолицых
Спешит водрузиться.

«Наш дар околдован,
Лишь тем уготован,
Кто, узы земные
Презрев, возжелает
В просторы иные,
Кто, помня о вечном,
В пространстве конечном
Послушно внимает
Божественной силе
В цветке и в светиле,
В большом и в ничтожном,
Кто по Невозможном
Восчувствует жажду,
Лишь им — Дух Былого! —
Мы явимся снова,
И смогут однажды
Святые страницы
Пред ними раскрыться,
И Книга — на каждой!
Могучего мужа,
Что предков не хуже,
Безвестного сына,
Который восстанет,
Природы единой
Час славить настанет.
Он сыщет святыню...»
И смолкли отныне.

Дух Мрака за горы
Нырнул с головою
В морскую пучину.
Рассветные створы
Разводит рукою
Дух Света, долину
Небес претворяя
В сияние рая.

Луг и лес.
Тяжким плугом —
От древес
И за лугом.

Вдруг плуг заедает.
По лесу и лугу
Вмиг дрожь пробегает.
И птицы друг друга
Уж не окликают.
Безмолвье святое
На царство вступает.

И злато былое
Звенит в перегное.

Два мгновения связали
Золотым узлом столетья.
Тайной строки замерцали. —
Но едва ль настанет третье!

Вечны поиски святыни
Возле памятных отметин.
Но призыв о чуде — ныне
Остается безответен.

Только знаки и руины,
Но и праху — честь и славу!
Он возрос на крови Сына.
Кровь земли поит дубраву.

Вас же — манит только златом
Даже самый купол неба.
Неужели вороватым
Тайна выйдет на потребу?

Небо вновь огнем чревато.
Поднимает Время веки...
Тщетно! Что дано, то взято.
Божество ушло навеки.

Перевод В. ТОПОРОВА

 

ПАВШИЙ ВОИН

Друга вы навеки потеряли,
Заросла травой его могила,
И тяжелая слеза печали
В хвое сосен навсегда застыла.
Белой розой нежно гроб увит,
Красная в переплетенье с нею
Над могилой вьется, пламенея,
И, склоняясь, ива шелестит.

Небо заиграло синевой,
День весенний замер у порога,
И качает белой головой
Ранний ландыш, прославляя Бога.
Встал цветок в сочувствии немом —
Так могильный факел с высоты
Освещает мертвые черты
Бледно-синим мертвенным огнем.

Пусть богатства не скопил ваш друг,
Не украшен гроб его простой, —
Лилия посеребрила луг,
И могилу золотит левкой.
Друг ваш чист и нежен был, как вы
С именем его сплетись, лоза!
Лилия, дрожит твоя слеза,
Исчезая в зелени травы.

Флора, ты приди к нему с Востока,
Все цветами убери вокруг.
Поспеши: покорно, одиноко
Крепко спит на Севере твой друг.
Из зеленых тайников земли
Принеси ему цветы и травы,
Свежесть луга, нежный шум дубравы,
Чтоб оплакать все его могли.

Почести воздай своей рукою.
Флора! Он искал твоей любви.
О Господь, ты жизнь даешь левкою,—
Скорбный холм цветами оживи.
Каждому приходит свой черед,
И Европа чтит его отныне.
Верно он служил своей богине
И в ее объятиях уснет.

Ради вас, цветы, о, ради вас
Скальд сюда не раз вернется снова,
Чтоб весною воспевать атлас
Вашего цветенья неземного.
Зимней ночью белая метель
Скроет урну, убранную хвоей.
Но настанет время — и весною
Сотни роз соткут твою постель!

Перевод А. КУТИКОВОЙ

 

ЗИМНИЕ СТРАХИ

Мерцает ясный свет луны,
Прозрачна ночь, снега бледны.
Склонилась норна к изголовью
И пишет руны детской кровью.
«Над колыбелью наклонясь,
Тревог и грез намечу связь,
И каждый шаг твой на земле
Запечатлею на челе».
Она исчезла. Песнь пропета.
Где ложь, где правда — важно ль это?
Снега напоены луной —
Зачем глядеть сквозь мрак ночной?

Перевод А. КУТИКОВОЙ

 

ЛЕТНЕЕ УТЕШЕНИЕ

Прекрасен зелени наряд,
Цветенья нежен аромат,
Все солнцем полнится кругом,
Веселый Бальдур входит в дом:
Тебе ль бояться песен норны,
Запой свои — легко, задорно.
Я по руке твоей смотрел:
Ты сердцем чист, а духом смел».
Исчез, но песнь его живет,
И гонит мрак, и топит лед.
Страх исчезает. Летний зной
Надеждой дышит молодой.

Перевод А. КУТИКОВОЙ

Hosted by uCoz