Андреа Часовски
В ОБЪЯТИЯХ ЦИКЛАМЕНА
Все представители Власти (городской голова, директор гимназии, жандармский офицер Рубовский, исправник, председатель уездной земской управы, предводитель дворянства, прокурор Авиновицкий) работают над тем, чтобы создать дисциплинарное пространство – прозрачное, доступное для контроля. Не случайно, что в этом им помогают преподаватель Передонов и гимназический врач Суровцев. Именно в точке пересечения судебного института и института медицинского рождается дискурс истинности. Рождается для того, чтобы выявлять опасность и извращение. Здесь берет начало институт нормализации. Позже появятся социальные службы, главной целью которых будет контроль над молодежью, опасной молодежью, детьми, лицами, которые не вписываются в общепринятое понятие “нормы”.
Роль врача в романе дана намеком, тремя абзацами. Однако, приглядимся. Представитель власти – директор гимназии, смущенный подозрениями учителя Передонова о том, что, дескать, ученик Саша Пыльников на самом деле переодетая девочка, для установления истины прибегает к гимназическому врачу Суровцеву. Суровцев – “человек маленький, черный, юркий, любитель разговоров о политике и о новостях; знаний больших у него не было, но он внимательно относился к больным, лекарствам предпочитал диету и гигиену”. Вот портрет представителя медицины, который остается неизменным на протяжении довольно длительного времени, несмотря, на технические достижения, новые способы лечения и пр. Не случайно Суровцев отдает предпочтение “диете и гигиене” – норма, распорядок и контроль - строго отмерянные порции еды и времени.
Только после осмотра врача, который удостоверяет, что перед ним мальчик, директор гимназии Хрипач удовлетворенно говорит Саше Пыльникову:
- Теперь, когда мы знаем, что вы здоровы, я скажу Алексею Алексеевичу, чтобы он не давал вам никакой пощады.
Алексей Алексеевич – учитель физкультуры, еще один агент нормализации.
Из слов директора гимназии мы узнаем, что здоровье это - идентификация с собственным полом.
Немного позднее Сашу Пыльникова помещают под домашний арест, сославшись, опять же, на медицинские освидетельствование, только уже проведенное не врачом, а самим директором гимназии. Его заключение в “нездоровости” Саши основывается уже на собственном убеждении. Эту ситуацию спустя почти 80 лет француз Фуко опишет так: “к концу 19в. врач старается быть юридически компетентным, а судья старается не только судить, но и лечить”.
Приведем здесь высказывание директора гимназии:
- Мы далеки от намерения обратить ученические квартиры в места какого-то заключения. Впрочем, … лучше будет, если Пыльников посидит дома.
Власть проявляет себя не как деспот, - приказывающий и наказывающий, а как заботливый отец – с рекомендациями, которые, однако, лучше выполнять. Именно с такими интонациями отправляют в сумасшедшие дома.
- Так будет лучше для вас, - говорит Власть и помещает в изолятор, скрывая только единственную истину, что так лучше только для нее.
Заговор Диониса и его агентов. За его раскрытие усердно берутся “хранители благочестия”. На “допрос” вызываются сестры Рутиловы, Сашина тетка. Им задаются вопросы, которые могут пролить свет на несовершенное еще преступление. Происходит попытка отождествить образ жизни и преступление. Здесь кроется зародыш тех процессов, которые приведут к созданию “служб, призванных следить за тем, как развивается индивид, за уровнем извращенности и степенью опасности”.
Преступление “дионисийства” не значится ни в одном уголовном кодексе, однако, оно заставляет тревожиться, ставит под вопрос понятие “нормы”, а, следовательно, саму Власть. Они любят цветы, их одежды пахнут плотским и сладострастным ирисом, они объедаются финиками и читают стихи. Сладкая амброзия, ваниль, полдневный тяжелый зной, нежный и солнечный цикламен, бесконечные переодевания, любовь к телу – сильному, ловкому, гибкому… В этом их преступление. В мире, где все должно быть подвержено рационализации. Некто из свиты Диониса – какой-то “мелкий бес” вполне способен стать нарушителем спокойствия.
Сологуб – экспериментатор в точке пересечения дискурсов смерти и эротизма против власти “нормализации”. Как это все нам близко!
