Евгений Головин
Проституция и демон распада
Здесь надо уточнить особенности язычества. Физическая девственность не ставилась ни во что — девушка обретала статус женщины, когда выходила замуж или жертвовала волосы богам, божествам, демонам; генитальная эротика не ставилась ни во что — женщина, замужняя или нет, была вольна отдаваться кому угодно, не вызывая никаких нареканий. (Знаменитые исследователи античности от Бахофена до Пьера Вернана неоднократно акцентировали этот момент). Спрашивается: за что платить? Совершенное равенство богов и богинь гарантировало аналогичную ситуацию мужчин и женщин. В середине седьмого века до н.э. греческий поэт Архилох писал:
Мы с тобой волны морские, живем ветром и солнцем.
Ветер вздымает волну, разбивает другую о берег.
Я над тобой, Диона, белым гребнем вздымаюсь,
Падаю, разбиваюсь…теперь ты надо мной.
Мужчины и женщины равны перед богами, отличаясь ориентацией природно противоположной — необходимое условие любой жизни. Мужской принцип — центробежная экспансия, женский — центростремительная компрессия. В мифологии это Гермес, бог фаллического огня, и Гестия — богиня очага. Изначальная дихотомия так или иначе дает о себе знать на всех уровнях и позициях. Согласно Гиппократу, мужчина сух и горяч, женщина влажна и холодна. Нет ни малейших резонов возвышать один пол над другим и кому-то платить за эротические ласки.
Платить за работу, покупать и продавать, наживать капитал — данные операции, столь обыкновенные сегодня, очень нелегко детерминировать в античном мире. Рабам не платили ничего, свободные граждане работу презирали. При этом царило полное отсутствие количественных эквивалентов, признавались только магико-символические качества: за ржаво-зеленую бронзовую монету могли отдать массивный золотой браслет, за козленка с "дионисийским" пятном на лбу — оливковую рощу. Перикл отдал (подарил, заплатил?) гетере Аспазии сапфировое ожерелье за стихотворение. Слово "гетера" (в переводе — подруга, наставница, спутница) никогда не имело ядовитого колорита "куртизанки", который ему любят придавать многие историки. Арнольд Тойнби так выразился о предмете своих занятий: "Прошлое это река, где в зависимости от умения и снаряжения, историк вылавливает рыбу, годную в пищу его современникам." Нашу действительность, механистическую, суетливую, агрессивную, нечего комментировать. Разве можем мы вообразить общество, которое живет спокойно, беспечно, никуда не торопясь? Общество, где не ищут работу, не получают зарплату, не смотрят на часы, не подменяют высокое искусство наслаждения стандартным "кайфом".
Современники очень любят тезис о неизменности и низменности человеческой натуры, дабы оправдать собственные негативные свойства. Это, мягко говоря, неправильно — представители даже одной расы и одной национальности резко меняются от поколения к поколению. Поэтому нет смысла искать глубочайших корней проституции: явление сие в историческом аспекте весьма недавнее. Красные фонари и уличные женщины замелькали в европейских городах не ранее шестнадцатого века (Fux, Eduard. Europaische Sittengeschichte,1895. Русский перевод: Приват-доцент Эдуард Фукс. Европейская история нравов. 1904). Следует расценивать проституцию как занятие профессиональное, поскольку "продажность" — понятие хамелеоническое, целиком зависящее от контекста, интонации, субъективного ангажанса. Да и так ли предосудительна продажа собственного тела? Разве землекоп или грузчик поступают иначе, не говоря о сотне других профессий? А как быть с конформизмом и продажей души за деньги или должности?
Однако появление профессиональной проституции — событие важное в истории нравов. Дело в том, что иудеохристианство вообще, инквизиция в частности внесли изрядную путаницу во взаимоотношения полов. Виноват здесь агент грехопадения, Враг, diabolo, демон делимости и распада.
Церковная диктатура не только поделила людей на своих и чужих, праведников и грешников, но и каждого человека расколола соответственно и предписала половине добродетельной убивать другую, порочную. Женщины лучше мужчин приспособились к беспощадному демону делимости, ибо в магическом смысле женское есть четное, мужское — нечетное.
Монотеистический патриархат — поле битвы инициаторов общих понятий с людьми живыми или мужей добродетельных с мужчинами греховными. Недаром многие отцы церкви трактовали библейского змея в смысле фаллическом. Святой Амвросий писал: "Растёт на мне ангел сатаны, который избивает меня кулаками". Согласно каббалистам, Ягве, изгнав первых людей из рая, бросил вдогонку змея и тот застрял в телах человеческих фаллосом и клиторисом, ибо Адам съел почти целиком запретный плод, а Ева лишь кусочек. На тимпанах готических церквей встречаются барельефы, где голого мужчину душит и жалит собственный, невиданных размеров змей-фаллос. Таковы последствия грехопадения, с которыми необходимо бороться беспрерывно. И поскольку женщина создает благоприятный климат упомянутому змею, женщина в крайней степени опасна. От Святой Девы до "золотого кольца в ноздрях свиньи" простирается её диапазон. Этот кошмар беспощадных альтернатив превратил человеческое существо иной ориентации в несуразную небесно-инфернальную смесь.
Начался неудержимый процесс распада личности на много частей, отделение греховной природы от духовно чистых устремлений, что привело к распылению жизненной энергии, возрастающей неуверенности и раздирающим диссонансам. В шестнадцатом веке свободную мужскую экспансию взялись использовать экономически целесообразно; расточительность и легкомыслие заменились приобретательством и накоплением собственности, что абсолютно чуждо мужскому принципу. Началась буржуазная эпоха и постепенное превращение мужчины в… недоделанную женщину. И по закону «подобное тянется к подобному» принялся он расценивать женщину как свой идеал и совершенство. В середине восемнадцатого века свершилось знаменательное событие: король Людовик XV публично поцеловал руку мадам де Помпадур, через несколько десятилетий господин де Талейран назвал женщин "прекрасным полом".
Мужчина утратил активную самодостаточность, и ценность его бытия сместилась во внешний мир. Он перестал притягивать, он стал притягиваться, из хозяина превратился в слугу.
"Это напоминает какие-то бесконечные похороны" - так Шарль Бодлер отозвался о мужских костюмах середины девятнадцатого века. Мрачные сюртуки и рединготы, цилиндр, геометрия, серый и чёрный цвет… павлины, ара, фламинго вдруг обернулись пингвинами и воробьями. Буржуазная цивилизация, в отличие от природы, решила: самцам следует привлекать самок делами, ежедневной заботой, но не ярким оперением и серенадами. Буржуа не прочь побаловать глаза красками и блесками, но это дело специалистов. Если вы хотите блистать, идите в клоуны, в танцоры, в модные художники.
Вторая половина девятнадцатого века, роман Эмиля Золя. На сцене грудастая, гибкая Нана выставляет публике розово-жемчужную роскошь своей попы — мужчины замирают от счастья. Нана высасывает богатых самцов как сок из грейпфрута, отбрасывая опустошенных сгорать и чернеть в бешеном огне желания.
Текст местами достигает эпической выспренности: "Она высилась, окруженная богатством, у ее ног, распростершись, лежали мужчины. Подобно древним чудовищам, чьи мрачные владения были усеяны костями, она ступала по трупам и вызывала катастрофы."(Эмиль Золя. Нана. М., 1956, с.340).
Человеческое существо иной ориентации, простая девушка из нищей семьи возвеличена до пафоса Астарты или Блудницы Вавилонской. Мужчины разоряются, стреляются из-за нее, но разве женские прелести причиной тому? К восемнадцатому веку мужчины утратили элемент огня и специфически мужские ориентиры. У последних представителей вымирающего пола еще хватало мужества передёрнуть плечами перед гильотиной. А потом остались служители материи, теоретики небытия, одетые в цвета пепла и золы, пессимисты и нигилисты.
По улице идёт женщина, окружённая сексуальной аурой. Позвольте познакомиться… за деньги, разумеется.
