Евгений Головин
Блистательный Агриппа Неттесгейм
Чуть ли не целый том его трёхтомной "De occulta philosophia" ("Тайная философия") заполнен информацией такого рода: "О подземных рыбах пишут Аристотель, Теофраст и Полибий. Павзаний оставил подробное описание камней, которые распевают не хуже дроздов и соловьёв… Алмаз обессиливает магнит, а сожжённая печень хамелеона вызывает грозу… Гелиотроп возвращает зрение и делает невидимым. В Спарте и Татарии растёт чудесная трава – если её только прикусить, можно двенадцать дней обходится без еды и питья… Магнит притягивает железо, изумруд – богатство, агат – красноречие. Сапфир лечит лихорадку и глазные болезни, коралл устраняет кошмары, аметист – пьянство…".
"Если натянуть на лютню струны из волчьих жил вперемежку с жилами ягнёнка, никакого настроя не жди… Имеется в человеке крохотная косточка, называемая луц, из которой тело возрождается после смерти как растение из зёрнышка".
Последнее автор сотворил лично. Когда его друга сожгли на костре, Агриппа нашёл в пепле сию косточку и успешно провёл воскрешение. Эта эскапада навлекла на Агриппу особенное негодование позднейших комментаторов. Ганс Бидерман, "Настольный лексикон магических искусств": "Пусть по мнению псевдо-Арестотеля рыбы плавают под землёй, пусть камни распевают соловьями. Но публично утверждать о воскрешении сожжённого человека достойно разве барона Мюнхгаузена".
Такая операция именуется "палингенез" и часто проводилось Пико де Мирандоло и Парацельсом, правда, над сведёнными в пепел ласточками и фиалками. Что ж, тем больше чести Агриппе, он был преданным другом. Однако при глубоких своих познаниях и гуманной врачебной деятельности отличался он легкомыслием, озорством и хулиганством. Однажды уселся в бочку с мальвазией и на телеге, запряжённой оленями, отправился с визитом к архиепископу своего родного города Кёльна. Биографы умалчивают о подробностях визита, хотя известно: проказнику пришлось покинуть славный Кёльн. С тех пор начались его беспрерывные странствия по Европе, заполненные пьянством, любовными похождениями, встречами с таинственными людьми. Однажды в городе Лионе ночной патруль погнался за всадником, который оседлал чёрного пса величиной с церковь, потом взвился в облака. Это Агриппа отправился на шабаш. При беспокойной и непоседливой своей натуре, Агриппа отличался замечательным умением попадать в нелепые ситуации. Как-то раз явился на петушиные бои в огромных очках и высоком колпаке, выдавая себя за халдейского астролога и предсказателя, и научил присутствующих петушиному гаданию или, по-научному, алектромантии. По краю круглого полотна начертал алфавит, положил на каждую букву зёрнышко. Петуха поместили на полотне и спросили, кто величайший вор на свете. Петух выклевал зёрна по буквам a g r i p p a. Пришлось мудрецу улепётывать, ибо его признали в толпе.
Подобных историй об Агриппе множество. Считается, что бессмертный Рабле имел в виду его, когда создавал не менее бессмертного Панурга. Разделить правду и вымысел ещё при его жизни не представлялось возможным.
Здесь необходимо существенное примечание: в пятнадцатом и шестнадцатом веках "истиной" называлась парадигма религиозная или метафизическая. В подлунной жизни, изменчивой, суетной, преходящей, никакой "правды" никто не искал. Поэтому, когда двадцатилетний Агриппа утверждал, что сорок лет изучал магию в египетской пирамиде, это вызывало весьма искреннее уважение.
Этот примечательный субъект родился в Кёльне в 1487 году и умер во Франции в 1535, прожив на свете, как и Парацельс, сорок восемь лет. Свою самую знаменитую книгу "Тайная философия" он написал ещё в 1510 году, но дожидалась она публикации лет двадцать. Уму непостижимо, как такой молодой человек смог создать настоящую энциклопедию магии. Там учтено всё – от свойств луковой шелухи до головоломных планетарных аспектов и параллаксов. Поскольку в наше время ценится фактология более или менее правдоподобная, трудно восстановить достоверную биографию Генриха Корнелиуса Агриппы фон Неттесгейма. Где он изучал медицину и магию? В Кёльне, Париже, Лондоне, Венеции? В Саисе, в пещерах отшельников Фиваиды? Это не столь важно, в конце концов. Интересно другое: он создал последний европейский компендиум магии – книги последователей, тексты семнадцатого века- только пролонгации, компиляции, комментарии. После Агриппы и Парацельса наступила эпоха Коперника, Френсиса Бекона, Галилея. Медленно и верно магию вытеснили теоретически обоснованный эксперимент и научный анализ. Космос перестал пониматься как живой организм. В 1485 году Пико де Мирандоло писал: "Мир это симфония соответствий, где каждый уровень бытия раскрывает другой. В силу этой органической корреляции один объект может обозначать другой, и мы сами, созерцая вещь видимую, способны раскрыть мир невидимый". Прекрасная мысль, с которой и сейчас согласились бы многие художники и поэты. Но во второй половине шестнадцатого века начался катаклизм: цивилизация раздвоилась на практическую и фантастическую, научную и артистическую. Одно время эти направления так или иначе уживались, затем разошлись окончательно. Прагматический разум вытеснил магию, миф, религию. Дон Кихот доказал, что на крыльях ветряной мельницы летать неудобно.
Агриппа предсказал подобный ход событий в книге "О тщете и неуверенности наук" (под науками он разумел магию, алхимию, астрологию). Хотя этот текст любят представлять одним из первых документов европейского нигилизма, ничего подобного там нет. Агриппа просто констатирует положение вещей: "По неисповедимому замыслу Господа природа раскололась на много частей и земля рассталась с небом. Поэтому наука звёзд и соответствий скоро потеряет смысл".
Сам Агриппа жил и действовал независимо от подобных заключений, занимался астрологией и алхимией, практиковал магическую медицину, которую Парацельс называл "спагирией" (сочетание греческих слов, приблизительно: фиксировать – растворять). Исходя из удивительного принципа живого организма, Агриппа не допускал внутреннего зарождения болезни, объясняя всякого рода локальные недомогания эволюциями "телесного аутодзоона" или вегетативной души.
Настоящие болезни приходят извне, когда в человеческий микрокосм вторгается "патогенный агент". Задача медика – распознать и устранить данного агента, который совсем не обязательно гнездится в поражённом участке тела. Однажды Агриппу вызвали в госпиталь города Лозанны – там хотели отпилить гангренозную ногу. Учёный маг всегда имел при себе "солнечный глаз" – редкий аквамарин, где плавает солнечная точка – и направил камень к пациенту. Точка миновала больную ногу и затрепетала на левом ухе. Агриппа достал иглу и проткнул ухо к полному недоумению консилиума. Через несколько дней нога выздоровела. Так великий medicin-man выследил и ликвидировал патогенного агента. Этот страшный враг, по мнению Агриппы, чаще всего посылается тёмными звёздами, дурным глазом, злым воображением – своим и чужим. Уничтожают его специальные магические снадобья, особенно помогают "безоары" – камни, найденные во внутренностях животных, – оленя, к примеру, или в голове жабы.
Кстати о последней.
Агриппу часто спрашивали, не у небесных ли ангелов познал он секреты медицины. Врач обычно отмалчивался, наконец сказал: по грехам учиться ангелической премудрости недостоин, но кое-что выведал у Пасифаи в процессе кормления оной сахаром. Оказалось, Пасифаей именовал он чёрную жабу, которую иногда выгуливал на поводке. По слухам, была эта жаба величиной с телёнка и он пребывал с ней в недозволенной связи. Таких рассказов об Агриппе множество.
Благодаря усилиям феминисток часто издаётся и на многие языки переведена его небольшая работа "О превосходстве женского пола над мужским". Этот оригинально аргументированный текст написан в манере "блэзон" – так назывались в эпоху барроко стихи и поэмы, воспевающие красоту дам вообще и женского тела в частности. Однако Агриппа превзошёл даже самых фанатичных ценителей. Главная идея или "кончетто": женщины во всех отношениях и недосягаемо выше мужчин. Аксиома доказывается и теологически, и гигиенически. Если Адам сделан где-то на пустыре из грубой глины, Ева сотворена в центре парадиза из материи более субтильной; когда мужчина моется, с него всё время стекает грязная вода – подобное у прекрасного пола не наблюдается; когда женщина спотыкается, то падает лицом вверх, мужчина – лицом вниз; женщина только хорошеет от возбуждения, мужчина в таком состоянии – зрелище не слишком эстетическое. Диапазон аргументов необъятен и сводится к одному средоточию: женщина воплощение мыслимой гармонии, мужчина – среднее звено между ней и животным царством, в худшем случае зверь, в лучшем – полезный инструмент.
Как расценивал Агриппа собственную персону – неизвестно.
