Александр Елисеев
Царь-Избавитель и Золотой век
«Откровение Мефодия Патарского» предрекает пробуждение мессианского царя Михаила, который и одолеет силы зла. Существует поверие о последнем византийском императоре Константине XI, который дремлет в пещере, но воскреснет в будущем. В «Апокалипсисе Даниила» (Житие Андрея Юродивого) предсказывается, что в Константинополе будет царствовать «царь от нищеты», ревнитель Правды, который «брань устранит и нищая богаты створит… и боярам…. творящим беззаконие сотворит показнь». И этот царь-избавитель представляется спящим мертвым сном - где-то «за морем, на островах — нищим и убогим».
Пробудившийся Царь предстаёт вождём самой настоящей социалистической революции, которая установит строй Правды. Хотя почему только установит? Можно предположить, что речь идёт и о восстановлении (сравним слово «восстание» со словом «восстановление») - того самого изначального строя, который именуют «Золотым веком». Тогда люди жили в изобилии и не знали нужды, обладая грандиозным физическим могуществом. Эллины связывали Золотой Век с народом гипербореев, которые живут на далёком Севере в стране счастья и достатка. Как представляется, они имели в виду скифов, приписывая им черты изначального пранарода Золотого века, населяющего северный материк Гиперборею, очертания которого дают средневековые карты – согласно им, его крестообразно разделяли четыре великие реки.
Античная традиция считала царем Золотого Века Кроноса-Сатурна, который был сброшен с престола и пребывает «во сне» на далёком Севере, в арктическом море, именуемым в честь его «Кронидским» морем. Как очевидно, эту гиперборейскую тему необходимо связывать с темой эсхатологического пробуждения царя-избавителя. Царь Михаил и царь Кронос выражают, как символы-носители, один и тот же субъект, пробуждение которого и станет социалистической революцией грядущего. Она и только она сокрушит торговый строй Змея и восстановит Золотой Век Изобилия. Кстати сказать, скифы-гипербореи утверждали, что их легендарный прародитель Скиф ушёл вглубь северных Рипейских гор, но обязательно вернётся, когда его народу будет грозить беда.
Сверхличностный принцип
«Спящий Государь» – это не какая-то личность в плане индивидуальности, хотя она может символически проявляться в разных личностях. Речь здесь идёт о некоем сверхличностном принципе, который является центром и полюсом нашей вселенной – того плотно-материального мира, в котором мы обитаем. И нордическое, полярное местонахождение спящего Царя символизирует его статус космического полюса. В индоарийской традиции этим принципом и полярным субъектом выступал «Вайшванара» («Всечеловек»), он же – бог Агни, чьё имя даже не требует перевода.
Налицо его этимологическое сходство со словом «агнец», занимающим одно из важнейших мест в сакральном словаре христианства. «Агнцем Божиим» называют Христа, принесшего Себя в жертву за грехи всего человечества. Христос, Сын Божий, воплотился, соединив в своей Ипостаси Божественную и человеческую природу. И в лице Вайшванары Божественное «также» соединяется с человеческим. Не случайно Агни, в отличие от других богов, именуется «богом на земле». «Языческий» Царь Мира символизирует Христа, как бы прообразовывает его приход в наш мир. (Самого Христа также называют «царём мира».)
И тут, конечно, необходимо указать на ветхозаветного Мелхиседека, о котором Апостол Павел сказал, что он, «во-первых, по знаменованию имени - царь правды, а потом и царь Салима, то есть, царь мира, без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь сыну божию, пребывает священником навсегда. Видите, как велик тот, которому и Авраам патриарх дал десятину из лучших добыч своих». Понятно, что перед нами прообраз Христа, «священника по чину Мельхиседекову». При этом, определение «без отца, без матери, без родословия» явно указывает на то, что перед нами не какой-то «исторический» персонаж, не человек, но именно сверхличностный принцип – Вайшванара.
В индоарийской традиции этот «всечеловек» был известен так же и как «Чакравартин» -«тот, который поворачивает колесо». Последнее имя можно трактовать по-разному, и можно предположить, что спящий Царь вращает Время, воспроизводя нашу реальность на разных новых уровнях и препятствуя её полному, окончательному распаду, начало коему дал «Большой Взрыв», разнёсший на осколки изначальную полноту тотального Субъекта (Пуруши индоарийской мифологии). Именно этот Субъект и был изначально сотворенным Первочеловеком, призванным возрастать бесконечно в созерцании Божественного Света и вкушать плоды с Древа Жизни («Вечной»).
Внутри этого субъекта не существовало никакого изъяна, но была некая возможность отказаться от возрастания в Божественном – иначе Первочеловек был бы просто куклой, игрушкой в руках Бога. И Первочеловек реализовал эту возможность, разделив свою изначальную субъектность. Вместо вкушения плодов с Древа Жизни, он вкусил плод с Древа познания добра и зла. Таким образом, одно - «Жизнь» раскололось на два – «добро» и «зло». Так возникла дуальность, которая заложила начало всех дальнейших трагических разделений – на жизнь и смерть, на господ и рабов, на богатых и бедных. Сам же Субъект разлетелся на множество осколков, которые и продолжают разлетаться во вселенной, неисправимо повреждённой Большим Взрывом. Тотальный Субъект стал тотальным Объектом, стремящимся подчинить себе все «осколки», прежде всего, людей, сохранивших отсвет изначальной субъектности. Данный Объект, как возможность, о которой было сказано выше, существовал внутри Тотального Субъекта. Это и есть тот самый Змей, который соблазнил Адама, предложив ему плод с древа познания дуальности. И действовал сей соблазнитель при поддержке инфернальных сил, намеревающихся проникнуть во вселенную Антропоса и захватить его. Инициировав Взрыв, Змей стал «демиургом», псевдотворцом, которого часто путают с Творцом Истинным. В повреждённой вселенной этот тотальный Объект выполняет функции космического псевдоразумного Робота, который пытается собрать все разлетевшиеся осколки в некое безликое целое и для этого побуждает их пожирать друг на друга – как символически, так и напрямую. На социальном уровне Робот выступает как Голем – псевдоразумная совокупность грандиозных мегаструктур (ТНК, бюрократических учреждений, партий и т. д.), которые пожирают людей, превращая их в безликую массу. Конечным итогом деятельности големических структур должно стать окончательное превращение человечества в одну сплошную «серую расу», управляемую «мировым правительством». Таким образом, должна быть завершена пародия на единство, полноту, тотальность. (Альтернативой тирании големических структур является общинность, предполагающая сохранение и реализацию человеческой субъектности в рамках вольных малых пространств – общин. Экспансии Голема необходимо противопоставить необщинную революцию, которая приведёт к победе подлинного, народного социализма.)
Змей считает, что поддерживает бытие (в первую очередь, своё собственное), совершая грандиозные жертвоприношения, поглощая жизненные силы людей. В конечном итоге, он желает, что все и вся стали одним сплошным Объектом, внутри которого не было бы никакого разделения, а всё было бы клетками гигантского Чудовища (пародии на Чудо). Это, конечно, пародия на изначальный Субъект, внутри которого каждая часть была свободна и выражала собой целое (но не находилась от него в некоем отчуждении – подобно тому как отчуждены друг от друга нынешние осколки даже будучи спрессованными в какой либо мегаструктуре). По сути, Змей стремится к полному исчезновению субъектности и, тем самым, он, как и полагается Змею, кусает себя за хвост. Ведь исчезновение субъектности стало бы и концом его самости. В этом вся абсурдность существования и деятельность космического Болвана.
Второе расчленение Пуруши
В отличие от него космический Царь препятствует дальнейшему «разлетанию осколков», вращая Колесо поврежденной вселенной в сторону, так сказать, обратную от стороны разлетания. Этим вращением, собственно, и является Время, которое воспроизводит реальность на новом уровне. При этом, Чакравартин вовсе не возрождает утерянную Полноту, которая уже взорвана. Склеить некогда разбитый сосуд из осколков невозможно, но возможно сохранить сами осколки и предоставить им возможность для вертикальной реализации, соединения с Божественными нетварными энергиями и победоносному выходу «по сторону». Сама же вселенная, в конечном итоге, исчезнет, точнее, преобразится в «новое небо и новую землю» - реальность, совсем иную, нежели изначальная вселенная. Однако же, изначальную Полноту можно возродить символически, путем воспроизведения в некоторых «сегментах» тех реалий, которые были присущи тотальному Субъекту.
Таковым «частичным» возрождением было возникновение изначального гиперборейского Царства. Гипербореи хранили полноту социального, у них не было разделения на касты (варны) и какие-либо социальные группы. Индоарийская традиция знает о существовании изначальной сверхкасты Хамса (Лебедь), в которой соединялось и жреческое (брахманское), и воинское (брахманское), и хозяйственное (вайшьянское). Показательно, что лебедь является символом Аполлона, чьим народом и считались гипербореи. В расчлененном Космосе был воссоздан новый Пуруши, которым стал социум, некий остров в океане распада. Именно этот социум и населял Гиперборею – священный материк, крестообразно разделенный четырьмя реками. И этот Речной Крест был неким оберегом, символическим противостоящим Океану с его Хаосом. (Согласно скандинавской традиции, в мировом Океане обитал мировой же Змей-Ермунганд, опоясывающий землю. Это, собственно, и есть тот самый Змей, который инициировал взрыв тотального Субъекта.) Социальный Пуруши тоже был подвергнут расчленению, которое и произошло в результате свержения Кроноса. В работе «Мифология прогресса или оболганной Кронос» нами это событие было охарактеризовано как вторая метакосмическая катастрофа, усугубившая первую: «Тогда Кронос «уснул», то есть, ослабил свою собирающую силу. «Осколки», его «проглоченные» дети, стали разлетаться с ускоренной силой. Об этом, кстати, говорят и ученые, утверждающие, что на определенном этапе существования вселенной её расширение резко ускорилось. Очевидно, что это было вызвано крушением Гипербореи, империи Полюса, обладающей огромной метакосмической силой. Она символизировала Рай с такой мощью, на которую не были способные все последующие сакральные империи. И её взрыв был подобен Большому Взрыву, расколовшему тотальный Субъект. Можно даже предположить, что сам бег Времени пошёл по-иному. На какое-то важнейшее, кардинальное изменение вселенского движения указывает Платон, сообщающий о некоем «космотрясении», когда «время потекло вспять» и «космос стал вращаться в обратную сторону». Нам это очень сложно представить, но в субъективно-психологическом плане это может выглядеть так. Мы привыкли воспринимать время, как нечто, движущееся от восхода до заката, от утра до ночи, от пробуждения до засыпания. А при царствующем Кроносе-Сатурне оно двигалось как бы от заката к восходу, от ночи до утра, от засыпания до пробуждения. Но свержение Кроноса привело к тому, что закат, ночь и сон еще более усилились. «Царь уснул», а место погибшей северной Гипербореи заняла западная Атлантида, что было символическим смещением центра мировой силы в сторону заката, западания Солнца».
Судя по всему, тогда был свергнут гиперборейский Царь, символизирующий Царя Мира. И это свержение совпало с разделением единой сверхкасты на две соперничающие друг с другом группы – жрецов и воинов. В иранской традиции сообщается о том, что первочеловек и царь Йима был разрезан надвое своим братом-близнецом. Это и было возникновением новой, уже социальной, дуальности. Гиперборейский социум разделился на жрецов и воинов, а потом выделились и вайшьи, в результате чего возникло второе социальное разделение – на элиту (кшатрийско-брахманскую) и «хозяйствующие» массы. Всё это породило разные виды отчуждения, возникновение которых только усиливало дуальность.
По сути, свержение Царя Золотого Века нужно понимать не столько как отстранение от власти конкретного человека (хотя оно, судя по всему, имело место быть), сколько как крушение самого Царства. Убитый Царь заснул мертвым сном, им же заснуло и все общество, и сам Царь Мира, который, как «всечеловек», живет в каждом человеке.
Важно понять, что такое есть Сон космического Государя. Что снится Кроносу, который почивает на северном Полюсе, в обособленном (Вара) пространстве сокрытой Гипербореи? Его сном является вся наша реальность, ему снимся мы. С уходом Чакравартина в покои летаргического сна заснули и все мы, причем наш обычный сон, чередуемый бодростью, есть всего лишь символ настоящего, тотального Сна. Мы снимся Вайшванаре, и нам, как проявлениям этого Принципа, снится тот же Сон, что и ему. То есть, мы видим в нашем, непрекращающемся сне нашу же реальность, и нас же самих, ведь мы - части этой реальности.
Во сне этом слишком много кошмаров, ибо сам сон есть своего рода смерть. В разных традициях сон как раз и предстаёт этой этакой временной, отсроченной смертью, во время которой душа человека отлетает от его тела и путешествует по неким мирам. Нам сняться кошмары, и поэтому довольно-таки страшно подумать о том, что это за миры, и что за чудища там обитают. К слову, эллины поселяли Гипноса, бога Сна, рядом со своим братом, богом Смерти Танатом, в Аиде. Танат вылетал оттуда с тем, чтобы исторгнуть душу жертвы и напиться её крови.
Многие традиции, в том числе и библейская, помещали в крови некоторые уровни души, поэтому вампиризм, питие крови, означает поглощение неких витальных, «душевных» энергий человека. Танат, мировой вампир – это Змей, тотальный Объект, стремящийся поглотить всё и вся. На социальном уровне он проявляется как мировой капитал, который вместе с финансово-экономическими ресурсами высасывает, в прямом смысле слова, все жизненные силы человека.
Во Сне человек ослаблен, он является пассивным объектом и не может сопротивляться атакующему его Танату. Также не может он сопротивляться в обычном сне своим кошмарам, которые и сами есть результат встречи с «богом» смерти. Но обычный сон всё-таки заканчивается (хотя и не всегда) пробуждением, тогда космический Сон длится тысячелетиями и сопровождается всего лишь попытками пробудиться.
Кощей и Горыныч, Царь и Змей
Для лучшего понимания сути этой метасоциальной трагедии необходимо обратиться к персонажу русских сказок Кощею Бессмертному, чей образ намного более глубок, чем кажется, и, безусловно, искажён. Свою роль здесь сыграл и «детский кинематограф», в котором Кощей всегда выставлялся зловещей, инфернальной фигурой (зачастую, при этом, достойной иронии). В сознании людей прочно сложился его образ как некоего «бога смерти», хотя уже сам имя «Бессмертный» свидетельствует о том, что Кощей был максимально свободен от уз смерти. Но, конечно, не полностью, ибо всё-таки был убит.
В сказках Кощей позиционируется как повелитель «золота», и А. С. Пушкин поэтически выразил это в следующих строках: «Там царь Кощей над златом чахнет». Очевидно, что перед нами Царь Золотого Века. И само его царство следует отождествить с нордической, солнечной, золотой Гипербореей. Вот весьма сжатое, но точное его описание, исследователем В. Орловым: «Кощей, царствует в северном островном государстве – остров называется Буян, а царство Подсолнечное (нам оно известно так же, как Тридесятое) . И это именно его резиденция – Хрустальный дворец – расположена, как раз на Стеклянных (Высоких, Светлых, Святых) горах. В центре владений Кощея произрастает волшебное всеплодное дерево, которое в народных заговорах именуется дубом мокрецким, а в творчестве Александра Сергеевича дубом зелёным. Это Мировое древо – ось мироздания и хребет нашей Вселенной. По его ветвям боги нисходят на грешную землю и поднимаются назад в горний мир. Плоды Мирового древа даруют вечную молодость (молодильные яблоки), а между его корней расположены камень Алатырь и источники Живой и Мёртвой воды». («Спасти Кощея»)
Русский Кощей имеет своих аналогов в индоиранской традиции Яму и Йиму. Индийский Яма, «царь мёртвых», был назван в «Ригведе» «первым, кто умер», открыв тем самым путь для других умерших. Прежде смерть еще не приходила к людям, поэтому он тоже может быть назван «бессмертным». Еще более подчёркивается «бессмертность» иранского Йимы («Авеста»), царя тысячелетнего Золотого Века, при котором люди не знали смерти.
Эти параллели позволяют лучше понять прижизненный статус Кощея. Он бессмертен лишь до той поры, пока цело «яйцо», в котором находится его смерть. Яйцо же - символ изначальной полноты, тотального Субъекта, в котором заключено всё. Само разбиение яйца - это изначальная катастрофа, которая и разнесла на части изначальный Субъект. Катастрофа эта продолжилась, как уже было сказано, и на социальном уровне - как свержение Царя Золотого Века (Кроноса) - и сопутствующее расчленение (разбиение) единого гиперборейского социума, этого золотого яйца, первого Царства. Вот тогда Кощей и стал смертным, то есть - умер и стал царем мертвых. (Здесь очень показательно созвучие имени царя и бога Ямы с ямой, как могилой.) Смертью Кощея стало разрушение изначального социума («яйца»), остальное уже было делом «техники».
Получается, что сказка об Иван-Царевиче, который убивает Бессмертного, до некоторой степени, инверсивна. Изначально всё было не так, Кощей вовсе не инфернальный персонаж и убивали его совсем иные «царевичи» (между прочим, лица именно царского рода, братья). Кстати, тут просто необходимо обратиться к сказке о золотом яичке, которое разбила мышка, махнув хвостиком. Она вполне может быть «заменителем» Змея, соблазнившего изначального человека - Пурушу, который и был изначальным, тотальным Субъектом. (Следует заметить, что мышь разбила яичко «хвостиком махнув», а хвостик вполне может символизировать змея.)
Иранский Йима был убит своим братом Спитьюрой, которого соблазнил злой дух. Однако, данные русских сказок «кощеева цикла» позволяет поглубже порыться в обстоятельствах его гибели. Исследователи отмечают поразительное сходство с другим персонажем русских сказок – Змеем Горынычем. В. Орлов замечает: «Кощей Бессмертный и Змей Горыныч во многом схожи между собой не только по применению активной наступательной тактики. Как и Кощей, живущий на Стеклянных горах, Змей Горыныч тоже горный обитатель, чья обитель расположена в горах Сорочинских… Кощей так же необычайно богат, а пополнять запасы пленников, как и Горыныч, летает на Русь. При этом и тот и другой предпочтение отдают хорошеньким женщинам…. Ну, и, наконец, и Кощей, и Горыныч необычайно живучи. Их смерть находится вне их, поэтому сразить ни того, ни другого в открытом бою нельзя. Смерть Кощея сокрыта «на море-океане, на острове на Буяне стоит дуб зелёный, под тем дубом зарыт [в другом варианте висит на ветвях на двенадцати цепях] сундук железный [в архаичных вариантах каменный], в том сундуке заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо»… Про смерть Змея Горыныча информированные источники сообщают следующее: «есть на море остров, на острове камень, в камне заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце желток, в желтке каменёк – это и есть Змеиная смерть; надо только добыть каменёк и бросить им в Змея».
И, всё-таки, это разные персонажи. Но тогда получается, что Кощей и Змей - «близнецы-братья». Кстати, у Кощея ведь есть брат – Кош, в сказках он едет к нему на крестины. И вот тут самое время обратиться к царю Йиме, чье имя этимологизируется как «двойник», «близнец» (как, собственно и имя Ямы). Значит, у него был брат, двойняшка, который его и убил, разрезав на две части. А престол занял змеиный царь-узурпатор Ажи-Дахака («ажи» - «дракон»). Вот он-то, судя по всему, и был тем самым близнецом. Это становится совершенно ясным, если обратиться к более позднему, чем «Авеста», источнику – «Шахнаме». Там царь Золотого Века Джамшид был распилен именно змееобразным Заххаком-узурпатором.
Символизм тут налицо - двойник и змей, разрезающий своего брата-близнеца, царя Золотого Века именно надвое. Происходит дальнейшее усугубление дуальности, двойственности, порождённой изначальной катастрофой – Большим Взрывом. Как отмечалось, суть раскола была в возникновении дуализма «субъект-объект», которого не было в изначальной полноте Яйца (надо вспомнить символизм Кощеевой смерти, которая в яйце). Следующим разделением надвое была смерть Йимы-Кощея. Это и было возникновение новой, уже социальной дуальности. Гиперборейский социум разделился на жрецов и воинов, а потом выделились и вайшьи, в результате чего возникло второе социальное разделение – на элиту (кшатрийско-брахманскую) и «хозяйствующие» массы. Всё это породило разные виды отчуждения, возникновение которых только усиливало дуальность.
Йима и Ажи-Дахака, Кощей и Змей Горыныч, Царь и Узурпатор – эти «противоположности» отражают двойственность сакрального Царского рода. Здесь наиболее полно выражен дуализм двух начал – человеческого и змеиного. Первое символизирует полноту изначального Субъекта, второе – небытийность возникшего тотального Объекта. Этим Объектом и является Змей (Ермунганд), космический Робот и «демиург», которого гностики совершенно напрасно считали творцом – он всего лишь провокатор Взрыва, исказившего благое творение. В полноте Субъекта Змей существовал как возможность (потенция) возникновения Объекта. Эту возможность Первочеловек, если так можно выразиться, «сдуру» и реализовал, в результате чего взорвал себя же, образовав «дурную» вселенную осколков.
Змей – это и есть основа двойственности. Это космический Робот, вселенский Болван - достаточно агрессивный, впрочем, для экспансии объектности, которая старается расколоть любую субъектность, уничтожить её в небытии разлетающихся осколков. Он же и Преграда (именно так этимологизируется имя змееподобного ведийского Вритры), которая стремится отделить – человека от Бога, власть от народа, труженика от собственности и т. д. Показателен символизм змея, чьё длинное тело символизирует огромную дистанцию между «одним» и «другим», между «началом» и «концом». Это и есть Отчуждение, восстание против которого суждено поднять Третьей Касте (троица – преодоление двоицы). И это восстание будет революцией производителей - против торгового, змеиного строя – тирании посредников-преград, вритр расколотого социума.
Миссия пороков
Царь мира уснул «летаргическим» сном, что ослабило влияние этого сверхличностного принципа на социум. В то же время само Царское сохранилось, но только уже в лице одного человека, в котором продолжали соединяться жреческое, воинское и хозяйственное начало. От этого человека и пошёл единый Царский Род, являющийся этаким коллективным «Царём мира», сохраняющимся во времени. (Характерно совпадение слов род и ряд, причем род означало не только коллектив, но и время – см. словарях русского языка: в словарях русского языка читаем: «По летех и по роде мнозе взниче Моисии...», «Иногда убо бысть в прежнем роде во Иерусалимских странах...») Царская власть всегда объективно стремится охранять одни социальные группы от поглощения (по сути пожирания) другими социальными группами. Она сдерживает, а иногда, и уничтожает элитариев, которые стремятся «пить кровь» своих единоплеменников, поглощать их жизненные силы.
Между тем, надо иметь в виду, что все Цари символизируют свергнутого и убитого, спящего мертвым сном первого Царя, правителя Золотого Века – Йиму, Кощея, Кроноса. И это накладывает на них соответствующий метасоциальный отпечаток. Даже и находясь на вершине своего могуществе, в блеске великой славы Царь все равно является «свергнутым и убитым» государем. Отсюда и трагизм, столь характерный для Царей, которые часто остаются в одиночестве, становятся жертвами предательства и сталкиваются лицом к лицу со смертью. Наивысшего накала сей трагизм достиг в фигуре последнего Царя – Николая II Александровича, выразившего его кратко, но предельно ёмко: «Кругом измена, трусость и обман».
Любой Государь, даже самый «активный», спит мертвым сном, находится в стране мёртвых. Отсюда и частые искажения изначального царского архетипа. Царь правит как бы во сне, что и соответствует тому состоянию, в котором находится и наш мир и сверхличностный царь мира.
Однако, по этому вселенскому сонному царству время от времени пробегает искра великого пробуждения, которая исходит с самого верха нашей реальность. Вайшванара спит, но внутри него находится некий регион Бодрствования, сокрытый от глаз людей грандиозными массивами арктических льдов. (Это, собственно, и есть основной атрибут Вайшванары, согласно индоарийской традиции его местопребыванием является состояние бодрствования - джагарита-стхана.) Там находится особое измерение земного, которое не совпадает с «географией», но как бы «привязана» к ней. Это «земной рай», которого в принципе можно достичь, достигнув и каких-то северных «пределов». Тогда, в силу определенных мистических обстоятельств, путешественник получает возможность совершить путешествие и в это измерение. Об этом в XIV веке писал новгородский архиепископ Св. Василий Калика, полемизирующий с тверским епископом Фёдором Добрым. (1) Последний признавал наличие лишь «мысленного» (небесного) рая, откуда были изгнаны Адам и Ева. Однако, архиепископ возвращал, указывая на экспедицию Моислава Новгородца и его сына Иакова, достигших нордического рая на земле: «И всех их было три юмы, и одна из них, долго проблуждав, погибла, а две других ещё долго носило по морю ветром и принесло к высоким горам. И увидели на горе той изображение деисуса (Христа, Богородицы и Иоанна Крестителя – А. Е.), написанное лазорем чудесным и сверх меры украшенное, как будто не человеческими руками созданное, но Божьей благодатью. И свет был в месте том самосветящийся, сияющий ярче солнца. А на горах тех слышали они пение ликованья и веселия исполненное… А что, брат, говоришь: «Рай мысленный», то так, брат, и есть мысленный, и будет. Но и тот рай, что насаждён - не погиб, и ныне существует. В нём свет светит самосветящийся, а твердь его недоступна людям, только до райских гор дойти они могут». (О земном рае, земле блаженных и праведных рассказывается и в византийском апокрифе «Хождение Зосимы к рахманам».)
Можно предположить, что «земной рай» («земля рахманская») является как бы стороной бодрствования царя мира, ясной точкой его интеллекта, которая посылает импульсы в наш сонный мир, сонное царство. (Характерно, что рахманы хоть и отделены от «суетного мира», но внимательно следят за всем там происходящим.) И в плане понимания сути этих импульсов было бы вполне обоснованным обратиться к образу индоарийского Вивасвата («Сияющего»), отца Ямы (Йимы, Кощея). Он представлен как вестник Агни (Вайшванара), даровавший людям огонь. И здесь, конечно, сразу вспоминается Прометей, который также даровал огонь (сравни с «Агнец») людям. Понятно, что речь идёт об открытии, для людей, высших влияний. («Революция против торгового строя». Гл. 2.) Прометей – архетип всех пророков, приходящих в мир для того, чтобы принести им правду и справедливость. Сам он наделяется чертами Творца – так, согласно эллинской традиции этот титан сотворил людей из глины. Очевидно, что здесь имеет место быть несколько искаженное представление о Царе Мира, который символизирует Бога-Творца в качестве полюса нашей, плотно-вещественной вселенной. Точнее сказать, это бодрствующая сторона данного полюса, которую можно и нужно сопоставить с Вивасватом.
С той, «сияющей» стороны приходят к нам искры, которые способствуют рождению пробужденных – пророков и героев. Их метасоциальная миссия – встряхнуть наш спящий мир, попытаться раскрыть очи, скованные многовековым сном. Они же дают некий импульс Царскому Роду, способствуя его «актуализации». Порой пророками или героями становились сами цари (Давид, Иван Грозный), но порой пророки и герои воздействовали на монархов. Так, Илья Фесвитянин обличал царя Ахава, потворствующего идолопоклонникам. И подвиг этого огненного пророка был столь велик, что он был взят живым на небо. А в конце времен Илья вернется в наш мир с революционной миссией обличать антихриста.
Другой Илья (Муромец) сделал «серьезное внушение» киевскому князю, возглавив народные массы – «голи кабацкие». Богатырём двигала не столько обида на князя, отказавшего ему в почёте как «незнатному», сколько сама мотивация этого отказа. «Не родом богатырь славен, а подвигом!» - это максима Ильи Муромца может считаться одним из ярчайших примеров древнего социализма, выступавшего против гнёта элит – но вовсе не против самой Царской власти, в конце своего революционного выступления Илья примиряется с князем. (2)
В последние несколько столетий светлый, солнечной мир Традиции всё больше замутнялся, а власть монархов подвергалась всё большему искажению. Искажалась и пророческая, героическая традиция, на поле боя выходили убежденные и отважные, но потерявшие сакральные ориентиры борцы за правду. (Последним настоящим пророком был Друг Царя Григорий Распутин.) Они отрицали Бога и Царя, имея под глазами чудовищное искажение всех и всяческих традиций. Консервативные критики революций склонны считать этих бойцов главными агентами субверсии, однако, это не так – точнее, во многом, не так. «Олимпийцам» было нужно укрепление всемирной пирамиды подчинения и поглощения, для чего с её верха необходимо было удалить Царя, который мог пробуждаться и разрушать её, апеллируя к «слабым», «униженным» и «оскорблённым». Поэтому им «органически» чужды мыслители и политики, которые выступали за полное уничтожение всей пирамиды – вместе с Царём и элитами. Их могли использовать, но они все равно были чужды и опасны – уже тем хотя бы, что встряхивали людей, способствуя их пробуждению. Кроме того революционные герои и пророки вносили постоянный сбой в программы Робота-Голема. Так, Ленин, способствующий подрыву (уже сильно искаженной) монархии, вырвал России из системы глобального капитализма («империализма»), куда она уже почти интегрировалась после Февральской революции. Другое дело, что вместо общинного, народного социализма он стал строить госкапитализм – и в этом, как раз, сказалась духовно-метафизическая дезориентация героев и пророков нового времени.
Однако, как говорится, «худа без добра не бывает». Герои и пророки Нового времени сделали (помимо внесения сбоя в программу Робота) одно великое дело. Будучи сосредоточенными на земном, вертикальном, они наработали великий опыт горизонтального преобразования, которого не хватало вертикально устремленным героям и пророкам мира Традиции. Теперь пришло время великого, крестообразного синтеза – вертикальное должно быть соединено с горизонтальным.
Воля к пробуждению
Но для этого необходимо желание пробудиться, причем желание настоящее. Следует осознать, что наш мир есть сон, который снится людям и Вайшванаре, при этом они снятся друг другу: «Есть все, которое спит, и видит сон — и этот сон все...» («Изумрудная скрижаль») И всё это надо понимать не в переносном смысле, а в самом, что ни на есть, прямом. Даже можно (и нужно!) сказать так – обычный человеческий сон есть лишь слабое подобие сна космического, которое, впрочем, позволяет понять природу нескончаемого сна – по «аналогии».
Всё обстоит значительно хуже, чем даже в шедеврах «черной» антиутопической фантастики. Как, например, в «Матрице», где сон на людей навевают разумные машины. Или в «Любви к трём цукербринам» Виктора Пелевина, где люди тоже спят «киберсном», но осознают это и не пытаются как-то изменить положение дел. В реальности, которая скрыта от нас, люди спят по своей «воле» и не сознают это, тогда как «киберстуктуры», созданные по «образу и подобию» Робота, пытаются, при помощи «машин», углубить сон. В частности, готовится заключение человека в «идеальный» концлагерь виртуальной реальности (жутковатое описание которого и дал Пелевин в своём недавно вышедшем романе). Для этого, конечно, понадобится установление планетарной диктатуры («мирового правительства»), что невозможно без грандиозных потрясений, запрограммированных транснациональными элитами. Но их программа всегда чревата сбоем, и это может быть самый грандиозный сбой за всю историю. Им, этим сбоем, нужно будет воспользоваться, соединив и мобилизовав вертикальный уровень пророческого, героического сопротивления.
Вначале необходимо понимание всей реальности того, что жизнь есть сон. Необходимо понимание глубин того кошмара, которым пронизан сон человечества. Он выражается во многом, в частности, в «неправильности» абсолютно всех идеологий и политических направлений – правых и левых, консервативных и либеральных, социалистических и анархических (что вовсе не мешает синтезу всех идеологий, нахождению в них Правды). В космическом Сне нет ничего настоящего, всё искажено, и в этом весь кошмар этого Сна, который, впрочем, перемежается розово-иллюзорными «хорошими снами». Собственно, кошмаром является и само рассечение (расчленение) на разнообразные дуальности. И спящий космическим сном человек точно также кошмарно рассечён, будучи одновременно и мертвым (вечно спящим), и живым. По сути, это есть состояние зомби (живого мертвеца), о которых так любят снимать фильмы на Западе, очевидно, готовя человечество к новым, ещё более ужасающим, трансформациям в этом направлении. Это кош-мар, это Мара, которую нагнал братоубийца Кош, морок. И не случайно Мара, Марья Моревна предстаёт в сказках, как жена Кощея, держащего его в плену. Это плен иллюзии, мертвецкого сна, которым и заснул первым царь Золотого Века.
Осознание этого обнажит истинное содержание сна, которым является кошмар, а ведь именно кошмары и способствуют Пробуждению. И пробудившись, человек испытает спасительный шок, столкнувшись с реальностью – таковой, какая она есть. И одновременно он поймёт, какой она была до изначальной Катастрофы – вначале в космическом, а потом и в социальном плане. И каковой продолжает оставаться как некий отсвет разрушенного, взорванного, расчлененного, как некая благая сторона мира, который «во зле лежит». (1 Иоан. 5, 19) Ясное видение этих реалий и осветит, покажет путь к Победе.
Пробуждение отдельных, но соединенных единым и эффективным Действием людей приведёт и к пробуждению Царя Мира, Вайшванары, который не есть, что-то отдельное от людей, но пребывает в них как «всечеловек». А это приведёт к пробуждению большинства.
Победа здесь будет Пробуждением, а Пробуждение - Победой.
Нам нужна революция пробужденных.
И она победит!
-----------------------------
1) Святой Василий Калика был уникальный человек, настоящий подвижник ему, первому на Руси, был прислан драгоценнейший дар от константинопольского патриарха - особые знаки епископского достоинства - белые ризы и белый клобук. Епископ Василий вполне успешно сочетал церковную деятельность с кшатрийской - он организовывал оборону Новгорода от шведов. Весьма любопытно само прозвание – «Калика». «Калики перехожии», от которых получил свои силу (инициация?) Илья Муромец были не просто сообществом странников, сочинявших и распространявших знаменитые духовные стихи, они ещё и посвящали себя богатырскому служению. В толковом словаре В. И. Даля «калика» определяется и как «странствующий, нищенствующий богатырь». В духовном стихе «Сорок калик со каликою» они предстают «добрыми молодцами», от их зычного крика дрожит «матушка сыра-земля». Указанное стихотворение содержит данные о том, что движение «калик перехожих» было чётко структурировано - у них наличествовал институт «атаманов», обладавших значительными властными полномочиями. По сути дела, калики перехожие являлись неким религиозно-мистического ордена.
2) Образ громовержца являет и царь Иван Грозный, что видно хотя бы из его имени. Как и Фесвитянин, он уничтожает врагов Веры в огромном множестве, как и Муромец, он восстает против теплохладности боярских «радетелей старины», выступает против идеи «боярского царя» и практикует юродство. Иоанн Васильевич лично написал «Канон Ангелу Грозному», в котором он прославляет архангела Михаила, ведущего огненную войну с сатаной. В деятельности Грозного Царя отчетливо прослеживается грозовой, огненный эсхатологизм (см. Елисеев А. В. Опричная эсхатология Грозного Царя// «Царский опричник», № 19).
Архетип грозового революционера также воспроизводится в фигуре Императора Петра Великого. Это тонко подмечено исследователем-метафизиком Георгием Павловичем. «В определенном смысле, — отмечает он, — символика Ильи-пророка (равно как и Перуна-императора) отражена в знаменитом Медном всаднике, подножием которого служит «гром-камень»…» камень действительно является именно громовым символом, что, сразу же обращает внимание на имя – «Петр» («камень»).
И уже на архетип Илии Муромца прямо указывает «корабельная символика» Петербурга. В русских былинах великий богатырь изображен еще и великим мореплавателем. Одна из них («Илья муромец с Добрыней на Соколе-корабле») повествует о том, как Илья плавает (в качестве хозяина) на гигантском корабле, на котором находятся «три церкви соборные…, …три монастыря, три почесные…». Ясно, что былина доносит до нас образ корабля-церкви, корабля-города, корабля-острова, сохраняющего Традицию и Порядок посреди вод инфернального хаоса. Таким же городом и является Петербург, основанный Великим Петром как гиперборейский, северный центр, грозно стоящий на защите Святой Империи.
3) Нас могут упрекнуть, что мы слишком выпячиваем различные тварные (хоть и «тонкие, что, может быть, даже более тревожно) образования, как бы отодвигая на второе место волю Бога. Безусловно, идеи-воления, нетварные энергии Бога «пронизывают» всё и вся, определяя тварное бытие. Но самому Творцу вовсе не нужны марионетки, не обладающие свободой воли. Поэтому для того, чтобы лучше определиться с выбором, у людей должны быть некие «имманентные» полюса, уровни, символизирующие как высшее потустроннее, так и низшее. В этом плане Царь Мира, Мельхиседек, Вайшванара символизируют Бога, тогда как Змей – того, кто мним себя противником Бога, то есть сатану (преграду). Любопытно, в связи с этим вспомнить слова Преп. Серафима Саровского о том, что один даже самый малый бес мог бы, если бы ему дали такую возможность, опрокинуть всю землю одним когтём. От этого прямого воздействия потусторонней силы человек избавлен, но само влияние есть, и оно не только духовное, но и космическое, материальное, и здесь главную роль играет анти-полюс – Змей.