Ближайшие соседи, в самом деле, были не лучшим образцом для подражания. Краснолицые, желтоволосые скифы сдирали кожу с убитых врагов. Славяне усовершенствовали эту традицию, вырезая из кожи ремни.

Длинноволосые, бородатые сарматы расписывали тела разными узорами. Это особенно пришлось по вкусу славянским князьям. Очевидцы описывали князя Святослава с татуировками на лице (на скифский манер) и чашей вина, сделанной из черепа самого уважаемого врага, из которого якобы передаётся пьющему его сила и мужество.

Сарматские женщины занимались военными упражнениями и в боях не уступали в храбрости мужчинам. По обычаю, сарматская девушка не могла выйти замуж, пока не убьёт хотя бы одного неприятеля. Впоследствии греки с изумлением обнаруживали на поле брани тела славянских женщин.

У готов, считают историки, славяне переняли человеческие жертвоприношения, многожёнство и убиение лишних для семьи новорожденных девочек.

С помощью специальных повязок матери придавали черепам младенцев неестественную форму, отчего нос получался приплюснутым, а глазные впадины были подобны щелям. Это уродование преследовало определённые цели: шлем плотнее сидел на голове и не сваливался в битве, а зрение (по мнению гуннов) приобретало особую остроту. Но самое главное - "противник не выносил безобразного куска мяса вместо лица с двумя дырами вместо глаз и обращался в бегство".

Славяне не испугались гуннов. Даже подружились с ними. И в чём-то переняли у них ритуал скорби (славянские женщины тоже царапали ножом руки и лица), а в чём-то превзошли: жёны добровольно отправлялись с умершими мужьями в потусторонний мир.

Особое внимание уделялось стрельбе из лука. Считалось нормой поражать центр мишени величиной с воловье ухо на расстоянии 200 шагов или раскалывать ореховый прут на расстоянии 70 шагов. Пока летела первая стрела, успевали выпустить ещё одну. Причём нужно было пропустить стрелу через несколько колец и попасть в медную монету. Особым шиком считалось бить противника в переносицу или в глаз.

"Славяне, - пишет древний хроникёр, - были природою варвары и жительствовали между такими же людьми, свирепыми и варварскими, с которыми непрестанно воевалися. Сей народ словенский всегда показывался свиреп, храбровоенен и всегда славожелателен, отчего и восприняли имя сие, ещё нарицатися славянами".

Славяне отличались человечным обращением с невольниками. Даже "суровым, но обходительным гуннам передали свои более мягкие нравы".

За тесные связи с гуннами "просвещеннейшие" (запомним это слово, не случайно их так называли!) славяне долго были известны под именем "последних" (?).

Но самый худший порок - стремиться насильственно подчинить или истребить соседние племена - славяне не переняли. "Прочие воинственные народы, - писал словацкий историк Шафарик, - перелетали с места на место со своими грозными полчищами, ища неприятелей единственно лишь для того, чтобы завладеть их достоянием; напротив, славяне в своих странствиях искали одной лишь свободной земли, которую они могли бы обрабатывать своими руками".

"Не потому ли одной из национальных добродетелей славян, которой всегда была проникнута вся их жизнь, был и есть патриотизм. Славяне никогда не были и никогда не станут космополитами", - писал исследователь славянской культуры француз Лебр.

Уже во времена Гомера славяне выращивали хлеб на экспорт. И получали взамен от Западной, а затем и Восточной Римских империй столовую посуду, зеркала, мыло, пинцеты для выщипывания волос, ложечки для очистки ушей, косметические средства, ароматические масла, красящие вещества для волос и лица, одежду. Но этого дефицита конечно же не хватало на всех.

Каждое славянское войско имело свою эмблему (фигурка бога или животного), свой воинский стяг с конским хвостом на наконечнике. Впереди стояли стрелки из лука, позади женщины, одетые в мужские платья, и подростки. "Твёрдая броня покрывала их тела. На голове был шлем. Большой и тяжёлый щит находился при левом бедре. За спиной висел лук со стрелами, напитанными ядом. Широкий обоюдоострый меч (на нём клялись славяне), секира и копьё дополняли вооружение".

Войско, построенное треугольником ("свиньёй") ощетинившееся копьями и прикрытое щитами, становилось непреступной стеной. Славяне знали и использовали это до нашей эры. Кутузов не внёс ничего нового в военную тактику, отступая перед Наполеоном. Точно так же пятились перед несметными полчищами персидского царя Дария скифы, пока не вынудили его убраться восвояси. Так же поступали и славяне, когда вынуждены были переходить от наступления к обороне.

При осаде городов (как правило, греческих) славяне применяли десятки камнемётных машин, а также "деревянные башни с колёсами, лестницы на подвижных колёсах, защищённые машины..."

Обычно "подход этих варваров схитрён был так, что молва не успевала оповестить нас (подробность из греческой летописи), дабы мог кто-либо подумать о безопасности, и мы услышали о них уже тогда, когда увидели их, хотя отделяли нас от них столькие страны и народоначальства, судоходные реки и пристанищные моря..."

Это тем более удивительно, что в иных походах славянские воины "были с семействами своими и с домашним скарбом".

Внезапность объясняется, вероятно, тем, что славяне, вопреки сложившимся представлениям, воевали не одним пешим строем, а имели многочисленную конницу и наступали не только по суше, но и по рекам и берегом моря. Это подтверждают древние хроники: прибалтийские славяне плавали в Англию; южные славяне считали своим Чёрное море. Не просто так оно (вместе с Азовским) называлось потом Русским морем. Славянские пираты настигали своих жертв возле островов Греческого архипелага. А славянские купцы доходили на своих ладьях до Багдада.

Наши предки допускали не только бессмертие души, но и воскресение тела и потому, не страшась самого главного врага - смерти, смотрели на будущую жизнь как на продолжение настоящей. Даже надменные готы (древние германцы) называли своих славянских врагов исполинами.

Подобно гуннам и другим завоевателям, славяне не старались нагнать как можно больше страха на тех, против кого шли войной. Иначе трудно объяснить, почему наши предки, такие добродушные у себя дома, заслужили репутацию "хищных и свирепых" на поле брани.

Только к пленным, за которых надеялись получить хороший выкуп, они проявляли милосердие. И с потрясающей жестокостью уничтожали тех, кого не собирались уводить в рабство. Убивали копьём и мечём, сажали на кол, вытягивали кишки, распинали на кресте, сжигали на костре, готов даже скальпировали. Считается, что славяне просто расплачивались с древними германцами, которые проявляли ещё большую жестокость, бросая псам славянских детей.

Бог наказал древних славян за эти набеги. Они сами подверглись нашествию врага беспощадного, изощрённо-жестокого, ведшего войну на истребление. То были несметные полчища аваров.

Спасаясь от поголовного истребления, одни славянские племена подались на север. Другие нашли убежище там, где ещё недавно вызывали отвращение, - в пределах Византийской империи. Они были приняты вместе с семьями как беженцы и переселенцы.

У дальновидных византийцев был свой расчёт. Эти варвары становились заслоном от орд кочевников. Царьградские императоры и раньше всеми способами заманивали славян в свои войска как наёмную военную силу. Теперь же славяне должны были служить, отрабатывая гостеприимное отношение.

Славяне не остались в долгу. Их конница сражалась в составе греческого войска против готов в Италии. Византийской армией командовали славянские полководцы Татимир, Доброгост и Всегорд. Со временем многие греческие области совершенно ославянились. И на императорский трон взошли Василий и Юстиниан, тоже славянского происхождения. А царьградским патриархом стал природный славянин по имени Никита.

Множество славян нашли применение своим талантам на службе у арабов: 5 тысяч служили у халифа Абдурахмана; ещё больше находилось в войсках Абусалима. Потомки этих воинов в следующие века воевали в Испании, Африке, на Сицилии. И всюду их ставили впереди войска, "чтобы напустить на врага страху".