О Великой Отечественной войне написано много. И слава Богу! Чем больше будут знать о ней, тем сильнее будет у людей понимание величия своего народа и его подвига.
Мы решили опубликовать интервью с простым, обычным солдатом той войны, ибо руками таких, как он, и была добыта Победа. Наша Победа.
- Иван Игнатьевич, можно вкратце о том, когда вас призвали в армию, куда вы попали?..
- Повестку я получил, дай Бог памяти, прям посреди рабочего дня. Вызывают меня, значит, в местком. Ну, я прихожу, а они мне повестку - мол, собирайся, Шелепов, а завтра с утра, значит, с вещами вот по указанному тут адресочку. А было это в августе сорок первого. Числа вот не помню, запамятовал число-то...
- И куда вас?
- А сперва в училище. Я тогда в Кинешме жил, там такой городок под Иваново. Места там какие! Волга! Собрали нас и в Иваново повезли, в училище.
- Пехотное?
- Да. Нам сперва сказали, что будут три месяца учить, но потом, видать, немец опять попер быстро, и нас недели через две всех построили, погрузили в грузовики и на станцию. А там прямо на фронт.
- А куда?
- Под Смоленск. Наша 161-я стрелковая дивизия входила в состав 2-го стрелкового корпуса. (Корпус состоял из двух стрелковых дивизий - 100-й и 161-й. 18 сентября 1941 года за беспримерную стойкость, мужество и отвагу эти дивизии одними из первых в Красной Армии получили звание гвардейских - прим. “ТВ”). К ночи раздали паек, а утром безо всякой артподготовки наш полк пошел в контратаку.
- Что, только один полк?
- Не знаю, вроде вся дивизия пошла. Это такое чувство: я еще вот только час назад был мирным человеком, а вот уже у меня в руках винтовка. Я знал, что война это страшно, но такого всеобъемлющего ужаса я не мог себе представить. Это зря рассказываю, это невозможно рассказать. Такое чувство - ты всю жизнь жил так, что у тебя нет ни прошлого, ни будущего. Первое время я не мог даже пошевелиться от шока, ей Богу! Нас, конечно, предупредили, что на зорьке пойдем а атаку. Ротные прошлись и всех предупредили. Только все равно получилось как-то странно. У меня тот бой как-то нечетко запомнился. Я даже не знаю почему. Какие-то бои - вот как вчера было, а другие, как в дыму. Я их путаю постоянно.
Мы скучились по отделениям, залегли в ровиках рядом все. Накрылись ветками, чтоб, значит, немец не пронюхал. Я думал, что нам крикнут “Вперед!”, мы закричим “Ура!” и пойдем в атаку. А все получилось совсем не так. Ротный наш тихо так сказал: “Вперед, ребята!”, - и полез на бруствер. Я полез тоже. Чисто машинально полез, даже не соображая, что делаю. Мы молча встали, и просто пошли вперед. Даже не побежали, а просто пошли. Ни “Ура”, ни крика, ни шума. Просто встали и пошли. Еще не развиднелось, туман по полю стелится. А вокруг тишина стоит мертвая, только оружие наше побрякивает. Я не помню как, но вдруг уже оказалось, что по нас бешено стреляют, винтовки вроде да два пулемета. Или больше пулеметов? Вот не помню, дьявол. Тогда все побежали, низко так пригибаясь. Я бежал за кем-то, не знаю его имени. Вот из всей атаки-то я только и запомнил его спину и сидор. А больше ничего не и помню.
Бежал изо всех сил. Куда - не знаю. В голове у меня стоял крик “Вперед”, но вроде я не кричал. Я не знаю сколько я бежал, секунду или час, просто остановилось время. И тут вдруг что-то ударило мне в бок, я вроде даже кувыркнулся так в воздухе и упал. Вскочил и снова упал - уже от боли. Ногу, ногу мне скорежило от боли. Я пытаюсь повернуться, посмотреть хочу, что там с моей ногой, а не могу! Я тогда пополз вперед, потом мысль такая: “Стой! А зачем это я вперед ползу-то? Мне ж в санчасть надо!”. Вроде, я долго не мог сообразить, где перед, а где зад и куда мне нужно ползти. Везде дым, взрывы постоянно уже, стрельба, грохот. Все поле усыпано корчащимися людьми и какими-то предметами. Я немного сориентировался и пополз назад. Я почему-то тогда отчаянно подумал, что до своих мне нипочем не доползти. А тут кто-то меня схватил за ногу и потянул. Я, вроде, даже потерял сознание от боли. Не помню как я очутился за бруствером. Ко мне тут же комиссар - шасть! Какого, говорить, хера, ты здесь? Трус! Я ему - не трус я, ногу мне повредило. Он орет - где??? А я и сам не пойму. Прибежал фельдшер, что-то пощупал и заржал. Вывих у тебя, говорит. Щас, говорит я тебе дерну и все враз вылечу! Ну, ухватил он меня за ногу - я даже “мама” не успел сказать - и ка-ак дернет! Комиссар аж головой крутанул - я им такого трехэтажного заложил. Я и сам не знал, что умею так материться.
- Дело не завели?
- Да нет! На кой я ему. Он меня только спросил, откуда я, и отцепился. А фельдшер, как узнал, что из третьей роты, только ночью разгрузился, вроде, подобрел, сказал, что сейчас роты обратно придут. “Ни хрена нам опять не вышло. Столько людей положили.” Ты, говорит, ползи к своим, да смотри, немец сейчас авиацию на нас пустит. Тебе, говорит, повезло сейчас сильно, запомни этот день! Твои, говорит, товарищи сейчас все мертвые будут.
- Больше в тот день не атаковали?
- Нет. Некому было. Там из всей нашей роты человек 10-12 вместе с лейтенантом осталось. Старшину убило. Вот фамилию запомнил - Чумилин. На кой она мне, а вот запомнил. Жалко его теперь! Ему ведь годков 20 всего было, а уже весь седой был и без пальца на руке. Я о нем и не знаю ничего.
- Больше не ходили в атаку?
- Как не ходили? Ходили. Дважды.
-Дважды? Вам сильно повезло!
- Да всем, кто ту войну пережил, всем повезло! У них у всех необычная судьба. Те, у кого была обычная судьба - те мертвыми ложились, даже ни разу не выстрелив, даже не видя ни разу немцев.
- А когда вы еще в атаку ходили?
- Дня через два нам новое пополнение пришло с завода, там мужики здоровые все, сильные! Руки - как клещи. Мне-ж тогда 19-й год шел, а там сорокалетние. На следующий же день мы опять атаковали немцев. Нам даже артиллерию дали. Мы сидели в лощине, курили и слушали, как над нами воет наша артиллерия. Я пообвык уже, не так меня это подавляло, хотя грохот страшный. А потом опять команда “Вперед”, и мы все полезли в атаку. А мне, Лешке Котову и армянину Феликсу приказали прикрывать артиллеристов. Там было у нас несколько 45мм пушек, вот одну мы должны были прикрывать. Нам даже ручник Дегтярева дали и к нему два диска.
- Иван Игнатьевич, вот Василь Быков упоминает о “Дегтяреве” очень неодобрительно, говорит, тяжел он был да и точность низкая...
- Да, читал я... Не согласен! Быков артиллерист. То-то! А пулемет хороший. Вот он хает наш пулемет, а ведь немецкий MG-34 еще тяжелее был! Он 12 кило весил, а ежели на станке - так вообще неподъемный! Хорош наш пулемет был, пусть не брешет! Вот потом у немцев MG-42 появился, этот был тоже тяжеловат, но зато у него хоть хорошая скорострельность была. Но немцы все равно свой 34-й до конца войны использовали.
Это же ручной пулемет. У нас их много было, в каждом взводе были. А у немцев их много было, пулеметов-то? Так для обороны у нас с пулеметами хорошо было. Вот сперва с патронами недостаток был - столько людей зря погибло!
- А как вы должны были прикрывать артиллеристов?
- Ну, как? Ежели, скажем, немец контратакует, то первым делом не пускать его к пушке. У артиллеристов-то тоже оружие было, иногда даже пулеметы были, но все равно. А мы всегда наши пушки первым делом прикрывали. Это нам ротный всегда приказывал: “не забывайте зачем вы здесь!”. Без пушек тех мы бы не выстояли. Вот их хают теперь все, говорят, плохие были пушки, а я вот так скажу: не было бы тех пушек, не выстояли бы мы. Там, ежели пулемет где немецкий или мотопехота, бронетранспортеры ихние - там наша пушка в самый раз была! А у немцев тоже такие же пушки были.
- А с танками тоже хорошо боролась?
- А и боролась! Да мы ж все сообща боролись. Либо мы его, либо артиллеристы. Но танки-то не всегда были, а вот мотопехота и бронетранспортеры - постоянно. А танки мы жгли за милую душу! Там, главное, первая задача пулеметчикам была - отсечь пехоту от танков. Это самое трудное! Потому, что танки завсегда по пулеметам стреляли. Если удалось отсечь - мы им все танки сжигали. Танк ведь вблизи ничего не видит, к нему можно подобраться и постараться либо сжечь его, или гусеницу повредить.
Вот мало у нас пушек было, а иногда и пушки были, да вот припасов к ним не находилось. Наши даже иногда немецкие пушки использовали, потому что к ним припасы были.
- Часто?
- Нет, не часто. Но иногда удавалось найти исправную пушечку с боекомплектом. Тогда ее забирали.
- А 50мм ротные минометы хорошо себя показали?
- Ротный, конечно, слабее батальонного будет, но зато он легче. Там один трубу несет, другой треногу, а третий плиту себе на спину вешал. А у батальонного плита довольно тяжелая была, ее иногда и вдвоем таскать приходилось. А ты вот попробуй ее быстрым маршем километров десять пронеси без привала, побегай с ней по кустам от самолетов, а потом без передышки сразу в бой! Вот мы и поглядим какой из тебя минометчик! Да и во время боя с ротным можно быстро поменять позицию, а с батальонным, глядишь, и не успеешь! А бросать тоже нельзя - расстреляют! Если испортился - надо сдать старшине или ротному. А то “кум” замордует вопросами (“Кум” - особист, смершевец - прим. “ТВ”). А вообще минометы в обороне хороши были! Если немцы залегли во время атаки, то минометами мы их выгоняли прямо на наши пулеметы! Ну, они также поступали! Вот почему ложиться опасно было. Можно было уже не подняться! Уж если пошел в атаку, то нужно идти, бежать, но ни в коем случае не ложиться! Лег - потом жопу от земли ничем не оторвешь! А еще можешь пулю от ротного получить. У него право такое. Он обязан тебя в атаку поднять, и ни комбат, ни комполка, никто его не осудит за это. Наш ротный сразу предупреждал, что если заляжем, то он сам всех перестреляет. И он действительно застрелил нескольких. Зато мы больше никогда не ложились.
- Часто в атаку ходили?
- Да как сказать? Ходили. Но атака атаке рознь! Одно дело, когда у немца атака захлебнулась, начал он отходить, вот тут “Примкнуть штыки!” и вперед! Распорем немцу брюхо и попрыгаем в ихние окопы. И сразу же бешено окапываемся. Можешь засекать: через полчаса они прочухаются и обязательно попытаются выбить тебя с позиций. Если не успел зацепиться - обязательно выбьют! Пушки-то ты еще не успел подкатить, вот тут ихней мотопехоте милое дело! Но если хоть одно орудие успел поставить, то ни хрена у них не выйдет! Тут уже танки нужны, артиллерия, а где ж их взять? Это только сейчас в фильмах у немцев, что ни атака, так масса танков. А на деле они так не воевали. Танки, конечно, у немцев были, но далеко не везде! И часто они один-два танка подгоняли, те постреляют издали, отгонят нашу пехоту и хорош! Дальше не шли! Они же тоже жить хотели, зачем им на наши пушки лезть? Они проведут бой, разведку, засекут нашу артиллерию и сразу пытаются подавить ее всем, чем только можно: и самолетами, и пушками, и минами. Поэтому наши артиллеристы шустро меняли позиции! Сейчас, вроде, за спиной копают, а через час оглянешься, а нету их, уже сменили позицию!
Это я так, сказал, будто танк легко сжечь. Ничего подобного! Тут пока один сожгешь целой ротой - упаришься! Он еще половину передавит и из пулеметов перебьет. А если немцам удалось подавить нашу ПТА, то они часто разворачивали танки вдоль траншей и всех давили. Но это позже было, когда и мы стали окопы рыть.
- А раньше?
- А в сорок первом не рыли почти. Тогда рыли одно-двухместные окопы, окапывались повзводно.
- А чем это плохо было и чем хорошо?
- Плохо тем, что засыпать могло. Это раз. Ну, и потом… ведь полная неизвестность была! Идет бой, кругом грохот, приказов не слышно и не видно - через это управление войсками было из рук вон плохо. Как же управлять, если каждый сидит сам по себе? Телефон что ли в каждый окоп проводить? Да, и тебе тоже каково одному сидеть в яме посреди поля? И неизвестно ведь было, где остальные. Может, все уже убиты, и ты один остался? Начинает казаться, что все стреляют только по тебе. Жуткое чувство!
Но это наши командиры быстро смекнули и стали учить нас рыть траншеи в полный профиль и в полупрофиль. А ведь это тоже целая наука! Не везде эти окопы и траншеи рыть можно! Тут капнул - камень пошел, там начал рыть - вода появилась! Так иногда и по щиколотку в воде, и по колено воевали. Некогда было в другом месте рыть или “по тактическим соображениям”. Тогда рыли в полупрофиль - чтоб в воде не стоять. Но такие траншеи быстро засыпались, и вот уже через час и не видно где наша позиция.
- Иван Игнатьевич, не могли бы рассказать поподробнее о Балатонском сражении, в котором Вы участвовали, и дать, так сказать взгляд “снизу”?
- Вообще, историю лучше начать с того, что незадолго до тех венгерских событий, по армии пошел слух, что отбирают солдат у кого не менее трех ранений (за всю войну Иван Игнатьевич был ранен четыре раза - прим. “ТВ”). Говорили, что ожидают войны с Америкой и нужны опытные кадры, а количество ранений - это как гарантия, как знак качества. И действительно, к нам в батальон приехал майор, всех построили, и он по списку отобрал нескольких человек и меня тоже. Посадили всех в машину и повезли. В учебку - младших лейтенантов готовить. Но поучиться мне там довелось, дай Бог памяти, с месяц. Нас вдруг всех построили, раздали оружие, посадили в машины и куда-то повезли. Привезли на поле и приказали рыть окопы. Кроме винтовок и ручных гранат - никакого вооружения. На всю роту - два ручных пулемета. Где мы, кто соседи, кто сзади, где артиллерия - ничего неизвестно. То, что это рядом с “передком” - понятно было сразу по сильному гулу и близким разрывам. Ротный носился и орал, чтоб окапывались бешено. А все едино не успели мы! Мы еще ничего толком отрыть не успели, как сначала над нами прошли на бреющем “Мессеры”, а вслед за ними “Штукасы”. Но они почему-то прошли мимо в сторону какого-то городишки справа от нас. Там их встретили наши и завели сильный бой.
Звуки разрывов приблизились и сквозь них я, вроде, стал различать рокот моторов - танки! Наша позиция проходила на обратном склоне большого холма. Я постоянно глядел на этот гребень. Тут я увидел, что наша разведка перевалила за гребень и бежит к нам. Подбежали к ротному, что-то ему объясняли, тот выслушал, и тут пошла команда “Приготовиться к отражению танковой атаки!”, хотя мы это и так уже все понимали - “зеленых” среди нас не было. Все мы попрятались в отрытые полутраншеи-полуокопы-полуровики, постарались замаскироваться ветками, дерном, чем попало.
Конечно, мы понимали, что это почти верная смерть - у нас ни пулеметов, ни пушек, против танков мы были практически бессильны. Были гранаты, но подбить танк гранатой очень сложно!
- А в чем сложность?
- А в том, что он железный, а ты нет. Он по тебе стреляет из пушки и из пулеметов. А ты должен ползти на него. А он может просто раздавить тебя. Подбить танк вообще очень сложно, а подбить его гранатой - особенно. Если экипаж “зеленый”, то у тебя еще есть шансы, а если в нем сидят матерые волки - практически невозможно. К сожалению, ты об этом узнаешь только тогда, когда он вдруг резко разворачивается и давит тебя. Или из пулемета. Да, и что значит подбить? У нас были противотанковые гранаты, но тяжелые танки они не брали. Да, и не каждая граната подожжет его! Тут нужна выучка, хладнокровие и точный расчет. У тебя мало шансов подобраться к танку, но еще меньше шансов убраться восвояси, если ты его не смог подбить. Чаще всего подбивали ему гусеницу. Тогда можно попробовать сунуть ему фугас. Но экипаж может не покинуть танк, а продолжать вести огонь. Танк нужно обязательно сжечь.
А в тот раз у нас даже бутылок не было (имеется ввиду “Коктейль Молотова” - прим. “ТВ”). Только гранаты, да и то, по большей части “феньки”. В этот момент на гребне показались какие-то люди, бежавшие со всех ног на наши позиции. Это значило, что фронт окончательно прорван и на нас шла лавина танков и мотопехоты.
- А почему именно мотопехоты?
- Немцы часто так делали - сопровождали танки мотопехотой. Оттого и удары у них получались очень сильные.
- А потом что?
- А потом показались немецкие танки. Штук десять сразу - шли на весьма хорошей скорости и стреляли из пулеметов по нашей пехоте. У меня тогда еще в голове пронеслось: “Вот ОНО!”. Дурацкая мысль. Это действительно очень страшно - танковая атака! Они даже стреляли из пушек, не останавливаясь. Это очень сильно действует на новичков, хотя результаты от такой стрельбы почти нулевые. Но на психику действует безотказно! Я тоже поддался, хотя у меня уже был опыт подобных атак. Я знал, что тут главное не побежать, но ноги сами просились. Мы должны были пропустить танки сквозь себя и задержать мотопехоту. Но танки развернулись и пошли вдоль наши позиций, просто давя нас. Я увидел, что один из них подорвался на мине...
- А мины откуда?
- Саперный взвод только и успел дорогу заминировать. На тех минах два танка подорвалось, один сгорел, а второй, с развороченными катками, еще долго стрелял, пока его не окружили и не сожгли. Я вот скажу, что это звучит геройски, но ничего геройского в том бою не было. Я просто увидел немецкую “Пантеру” с красными гусеницами. Это от крови. Но я это потом только понял. А тогда я вообще не помню, о чем думал. И вообще, тот бой я помню смутно. Мне засчитали один танк, но я не уверен, что это действительно “мой” танк. Скорее всего, командованию нужны были живые герои, а не мертвые. Поэтому в госпитале (это было последнее ранение Ивана Игнатьевича - в том бою он потерял ногу - прим. “ТВ”) меня наградили орденом Славы.
Я потом был однажды в тех местах (венгерский город Комарно - прим. “ТВ”). В 85-м году нас возили туда на праздник Победы. Посетил кладбище. А там кругом могилы и на всех выгравирована одна дата - 19 февраля 1945 года. Вот такие дела.